— Я от него, чем только мог, отмахивался. Ногами и руками брыкался, отбрасывал от себя. Даже укусил за морду. Ну и что? Он и не почувствовал. А зубы у него, что иголки у ежа, спасения от них нету никакого. Повис на моей заднице, ничем не оторвать. Хоть волком вой. Хозяева потешались и требовали, чтоб я выложил все, что украл. Пришлось вернуть. Иначе барбос шкуру целиком бы сорвал. Так-то вызвали ментов и спровадили в клетку. Барбос до самой двери меня проводил и на прощание тоже обоссал. Мол, сидеть тебе здесь до самой смерти.
— Того он дурак не понимал, что дома дети, они жрать хотят. Им про собаку не расскажешь, Но, делать нечего, попух глупее барбоса. А ещё досадно стало, когда на Колыму отправили. Это ж далеко и холодно. Но с охраной не поспоришь, у них собаки ростом с громадного мужика. Меня, не жуя, проглотят. Так и не поймут, что им на зуб попало, человек или комар. Вот так-то и попал на Колыму. Короче говоря, ни за что. Ведь украденное вернул все. Поплатился лишь своей жопой. Ее мне не лечили, даже не глянули. Выживай, как хочешь. Все смеялись надо мной, чуешь? А зэков почти не было. Ну и меня на кухню послали работать, миски, ложки мыть, в стопки их складывать, помои выносить, полы мыть, полотенца и тряпки стирать, окна мыть, столы и скамейки. Работы всегда невпроворот. Про жратву забывал. Хорошо, что повар добрый был, тот всех помнил. И меня никогда не забывал. Поймает в коридоре, сунет кулек за пазуху и скажет:
— Это тебе на ужин. Под подушкой ешь. А в кульке чего только нет! И котлеты, и блинчики, и сырники. Слопаю, такой довольный сплю, лучше, чем другие на отдельных шконках. И хорошо так сработались, дружно, никогда не брехались. Понимали друг друга по глазам. Никто ни на кого не обижался. Понятно, что все уставали. А как еще, если с самых потемок и до ночи вкалывали. Но потом прислали к нам другую повариху, у прежнего сердце стало сдавать. Вот тогда я понял, каким небо бывает с овчинку. Меня колотили каждый день. За дело и без дела. Взял лишний кусок сахару, получай по морде. Посмел мяска кроху проглотить, врежут в ухо. А если хлеб маслом намазал, закапывайся в землю живьем. Ну, я стал проситься с кухни. Согласился на трассу, только не с этой поварихой. А начальство, ничего не проверив, решило понаблюдать.
— Заходят на кухню, а меня повариха лупит поварешкой. В нее полведра влезало. Как огрела, я зубами в потолок вцепился. Она меня снять хочет, но не достает. Матюкается, грозит, а без толку. Ну, охранника позвали, тот сдернул меня, повариху на беседу вытащил. Так и порешили, ее на трассу вместо кобылы, меня на кухне оставить. Так я, голубчик, много лет на ей маялся. Все наскрозь изучил. Все знаю.
— Могу панский обед сготовить и холопский умею. Смотря, какие харчи под рукой. Я после себя пятерых девок в повара отправил в женские зоны. Всех выучил. Каждой свое передал от щедрого сердца, без утайки.
— А чем же ты знаменит в этой зоне, что о тебе говорят как о герое?
— Случайность вышла. Я сготовил чай на всю администрацию. Уже столы накрыл, стаканы надраил до хрусталя, подал чай и слышу, как меня матюкают во все корки. Потом начальник спецчасти меня в котел с чаем кинул, прямо в галошах. У меня аж яйцы загудели, вариться стали. Оказалось, не ту заварку засыпал. Вместо цейлонского, грузинский сыпанул, какой только на чифир годится. Ох, и влупили мне, век не забуду. Думал сдохну. Но нет, сжалились, вытащили уже заваренного по самые плечи. С тех пор поумнел. Чай тот вылили, заварили другой! А я как вылетел из того чана, весь коричневосерый, дымящийся и скулящий, с тех пор прозвали вареным воробьем. Едино чего боится начальство зоны, что ихнюю подноготную наскрозь знаю. Даже все шуры-муры, я ж ихние разговоры доподлинно слыхал. Знаю, чего надумывали и часто зэков упреждал. Жалко людей становилось. Вот и прятали меня, чтоб не передавал людям. А зэки меня любили.
— Чего ж в Россию со всеми не поехал?
— А этих, оставшихся козлов, кто кормить станет. Вон наш один только в Хабаровск поехал по делам, а его чуть в куски не разнесли. Навалились кучей, всего избили за прежнее. А ить оно прошло. Нынче по одному уже не ездят. Все кучкой. Так и веселее и безопаснее. Даже женщин из спецчасти брали. С ними вовсе спокойно. Мадамов зэки не бьют. А все я им подсказал. Вот и работают. Глядишь, до пенсии доскрипят. А то уж и вовсе хотели всех поувольнять, лишить заработка. А как жить без него?
— Ты-то кем теперь работаешь? — спросил Игорь Павлович.
Читать дальше