Эльмира Нетесова - Колымское эхо

Варя вслушивалась в голос пурги. Она не лю- |>ила ее воя, плача, рыданий. Знала, зимняя пурга всегда надолго.

— Я когда в другой раз приеду, привезу тебе отросток грецкого ореха и инжира.

— Зачем? Они не приживутся, померзнут.

— А ты их дома, в кадушке посади.

— Не надо, я не люблю растить цветы в неволе. Пусть хоть они не ругают Колыму. Здесь петом растут яркие цветы. Пусть их немного, но они свои. Красивые и стойкие, как люди. Холо­дов и дождей не боятся. На всех могилах цве-

тут, без человечьего согласия все погосты укра­шают. Пусть коротко живут, как невольники, зато таз от них не оторвать. Многие их семена до­мой увозят, на память. Говорят, что приживают­ся и цветут.

Аслан ничего не ответил, тяжело вздохнул:

— В свое время я хотел перевести своих на Кавказ, похоронить в горах, на родине. Но опоз­дал. Да и бабуля отговорила. Теперь жалею, что послушал ее. Теперь бы не переживал.

— Знаешь, Аслан, бабуля и я родились далеко отсюда, в тихой русской деревне. Когда-то там жило много людей. Был колхоз. А теперь никого. С десяток стариков. Остальные дома брошены, заколочены, даже смотреть больно. Погост зарос так, что не крестов, не памятников не видно. Но это не значит, что заросла и па­мять. Людей помнят и на Радуницу приезжают и навещают всех. Главное, что в душе каждого живут наши родственники. И никуда нам от них не деться. Ведь мы их корни.

— Все так. Но каждая птица должна в своем гнезде жить,— отозвался человек.

— Ты неправ. Вспомни Сталина, где он по­хоронен? Многие ли теперь его вспоминают?

— Что мне он? Моей семье он принес горе...

— А только ли твоей? Нет в мире кладбища больше, чем Колыма. Сколько здесь полегло, ни счесть. Хотя в каждой смерти его вина. Но они здесь, а он в Москве...

— Какой страшный здесь ветер и голос у пур­ги. То воет, то плачет, как человек стонет,— ска­зал Аслан.

— Покойники злятся. Люди говорят, что это забытые мертвецы кричат, кого давно не на­вещают и забыли. Не знаю, правда ли, но зимою здесь тяжело. У колымской пурги свой голос. Так похожий на живой. Веришь, в пургу сюда даже волки не приходят. Будто боятся. Я голову под подушку прячу. Но и там доста­ют голоса, хватают за самую душу,— отозва­лась Варя.

— Я был тут и летом. Поверь, ветры такие же, тоже со слезами. Ночью спать невозможно.

— А ты представь свои горы...

— Они здесь не снятся.

— Тогда о своих думай. О дочках, о бабуле.

— Я и в этот раз приехал бы летом, но не получается. А и убили моих зимой.

— Откуда знаешь? — удивилась Варя.

— Последняя запись в отцовской записной книжке — зимняя. Да и чекисты признали, гля­нули документы и не стали скрывать. К чему, столько лет прошло. Даже Игорь не умолчал. Вот и получилось, что приехал на круглую дату. Она всегда горькая,— признал Аслан.

— Зима или лето унесли жизнь, вспоминать все­гда больно. Они ушли, а мы все плачем и не можем забыть каждый своего. И только своя смерть ус­покоит. Потому что снова встретимся с родными.

— Ты в это веришь? — удивился Аслан.

— А как же, иное исключено! — подтверди­ла Варя.

И вдруг забеспокоился Султан. Он подско­чил к двери, зарычал, оглянулся на Варю. В две­ри послышался стук, потом кто-то забарабанил в окно, кто-то что-то кричал, но из-за воя пурги ни одного слова не понять.

— Кого черти принесли на ночь глядя? — не­довольно буркнула хозяйка и пошла открывать дверь.

— Варюха, выручай! Дай нам на двоих с Нас­тей буханку хлеба. Машина не приехала. Мо­жет, водила кувыркнулся, а может и вовсе не поехал. Не захотел по пурге рисковать. А у нас с нею, ну, ни корки. К Феде ходили, так ни суха­рика нет. Тоже на машину понадеялся. И все в дураках остались,— просила баба.

— Ты проходи, не студи избу. Мне дрова с неба не валятся!

— Ой, да у тебя полно гостей, а тут меня черти принесли.

— Возьми вот буханку! Ешьте на здоровье!

— А как ты обойдёшься?

— Ничего! Хватит и нам!

— Это же трое мужиков! Батюшки, чем их теперь кормить?

— На одном хлебе не держу людей. Они все на могилы приехали.

— А к нам иначе не появляются.

— Едино мимо пойдешь, передай хлеба и Феде! Спасибо ему от меня. Он знает за что!

— Варюха, если тесно, давай одного иль дво­их мужиков ко мне. Свободнее будет.

— Забрала бы ты их всех,— подумала Варя, а вслух ответила:

— Если хотят, пусть идут. Я не гоню и не держу никого. Конечно, им тесно и на полу хо­лодно.

— Во! А у меня койки, все в перинах, подуш­ках. Пошли, соколики. Оно и дойти легше и но­чевать удобнее,— уговаривала баба.