Дональд Стюарт - Современная австралийская новелла

За столиком перед нами вояка разделался с яйцами, вытер руки серо-зеленым носовым платком — дар благотворительного фонда — и, покачиваясь, пошел за шинелью. Решил, что пора. Платить ему было не нужно — в таких заведениях платишь, когда приносят еду, или остаешься голодным. Но тут Глэдис крикнула:

— Не уходи! Он меня изобьет!

Солдат посмотрел на нее невидящими глазами.

— Так тебе и надо. Янки, что ли, изобьет? Бой с американцами… Пропади все пропадом.

И он ушел, может, подумал, что ему своих забот хватает. Американец одной рукой сжал Глэдис запястье, а другой открыл ее сумочку и вывалил на стол все, что там было. Бог ты мой, сколько хлама она таскала в сумке! Чего-чего она только туда не насовала — все на свете, кроме денег! Американец перерыл сумку, само собой, зря. С таким же успехом он мог искать воду в Сахаре. Тогда он ударил Глэдис по щеке, но не сильно.

— Размотала деньги, — прорычал он.

— Полиция! Полиция! — закричала Глэдис без особого энтузиазма. Два других американца блокировали дверь и телефон.

— Правильно, зови полицейских. Я им расскажу веселенькую историю, пусть явятся, тюрьма по тебе давно плачет, — зловеще прокаркал янки.

Один из педиков засмеялся. Американец обернулся.

— Послушай, ты можешь хоть разорваться от смеха, но не в свое дело не лезь.

До этой минуты двое мальчишек сидели не шелохнувшись. Точно одеревенели от изумления. Такого они никак не ожидали. Я вот что хочу сказать: мы посылаем ребятишек в школу, где им забивают голову всякой ерундой, и, — как только они получают клочок бумаги с надписью «Аттестат», вся эта наука вмиг улетучивается, а что такое жизнь — этому их никто не учит. Я думаю, в те времена они были мальчишки как мальчишки, просто у них нервы сдали с непривычки. Им, наверное, все уши прожужжали про благородного Галахада и других таких же идиотов, не говоря про всю остальную белиберду, а тут они увидели, как в эту игру играют на самом деле, и, само собой, растерялись. Американец снова залепил Глэдис пощечину. Один из мальчишек приподнялся.

Другой американец принял боевую позу, тогда я подумал, что лучше не допускать побоища. Я никогда не лез в драку очертя голову, всегда сначала прикидывал, есть ли расчет махать кулаками, из-за этого некоторые простаки частенько рвались показать мне свою храбрость. Вот тогда я приходил в ярость и приступал к делу, а уж если я что-нибудь умел делать, так это драться. Я что хочу сказать: единственное ремесло, которому меня обучили, — это ремесло убийцы. Я научился убивать голыми руками, убивать с помощью любого оружия — шесть лет наше достопочтенное общество готовило из меня убийцу, профессионального убийцу. Поэтому я взял за правило драться только в случае крайней нужды. И само собой, до сих пор придерживаюсь этого, правила, а если уж дерусь, то чужими руками, тем более что кругом полно недоумков, готовых за фунт стерлингов размозжить голову кому угодно.

Но в те времена я дрался сам, дрался до победного конца, и горе было тому, кто со мной связывался, потому что я пускал в ход обе руки, обе ноги и голову, я молотил своего противника, не жалея сил, и старался выбить из него душу. Само собой, я без труда свалил мальчишку, когда заметил, что он хочет вмешаться.

— Сядь на место, — заорал я, следуя лучшим традициям морского офицерства.

Мальчишка встал во весь рост.

Глэдис заскулила. Ни тени жалости не мелькнуло на лице американца. По-моему, он даже обрадовался. Есть такие люди — радуются, когда от их кулаков плачут. У меня брат такой. Давным-давно, мы еще сопляками были, наш дядюшка подарил моей младшей сестренке игрушечный замок с куклой у окошка. Внизу по цоколю шла надпись: «Рапунцель, Рапунцель, распусти волосы!», когда игрушку заводили и нажимали маленький рычажок сбоку, волосы куклы рассыпались по стене замка. Игрушка была немецкая, смастерил ее, наверное, какой-нибудь развеселый толстяк, а его сыновья в это время уничтожали евреев в газовых камерах или прижигали сигаретами половые органы пленных борцов Сопротивления. Мой брат возненавидел этот замок, потому что вместо томагавка получил в подарок йо-йо. Он сломал игрушку, а вину свалил на меня, а потом как вспоминал про свой подвиг, так покатывался со смеху. Американец чем-то на него смахивал. Он тоже потешался.

Мальчишка сел, но лицо у него, сделалось такое… Я знал, что это значит, и что написано на мордальоне у американца, тоже знал. «Слава или смерть!» — вот что, и большинство ребят с такими лицами отдавали концы или получали медаль, если оставались в живых. Только они редко оставались в живых. В воздухе запахло порохом, надо было что-то предпринять. Я подошел к столику, где сидели мальчишки. Американец снова ударил Глэдис, сильнее.