Дональд Стюарт - Современная австралийская новелла

Зной был вязкий, осязаемый. Он плавал в воздухе, как сироп в воде. Он давил на ее обнаженные руки. Ни звука, ни шороха. В небе — ни облачка.

Она была измучена, она ждала ребенка.

Два дня назад она видела, как дугообразная крыша фургона, в каких обычно ездят скотоводы, исчезла в роще акаций, на пути к дому миссис Кланси, муж которой занимается перевозкой шерсти, — это двадцать миль по поросшим пыльно-серыми кустами солончакам. Миссис Кланси — их ближайшая соседка и, говорят, отличная повивальная бабка. Все на равнине знают ее.

Женщина опустила руку. Она надеялась, что муж вернется на другой день. А прошло уже два. Ей было страшно. Время родов приближалось. Вчера у нее были сильные боли, Она непрестанно плачет. Сколько надо мужества, чтоб вынести это!

Женщина устало обернулась. Маленький домик из сосновых бревен впитывал зной — в нем стало тесно, душно, воздух был спертый. Самое прохладное место — под кроватью. Она уже лежала там утром.

Три голубя, хлопая крыльями, опустились на забор у дома. Клювы их были раскрыты; в водоемах — ни капли. Птицы сидели, склонив головы набок. Она знала, что едва войдет в дом, как они полетят к собачьей миске пить воду.

Женщина раздвинула куски мешковины, висевшие у входа вместо занавесок, и потревоженные мухи облаком кружащихся точек поднялись за ее спиной. Медленно двигаясь по комнате, она стала готовить себе ужин.

Воду приходилось беречь. Стоявший на телеге возле двери двухсотгаллоновый бак был почти пуст, и, хотя она высыпала в него две пачки соли, чтобы очистить воду, когда ее привезли из большого, вырытого в пяти милях от дома пруда, вода в нем по-прежнему оставалась мутной.

Женщина процедила ее через белую тряпку. Молока к чаю не было. Она разболтала в воде яйцо. Наконец вода закипела, и она села за стол в раскаленном как печь доме, медленно прихлебывая чай и размышляя.

Минувшую ночь она не сомкнула глаз и с раннего утра всматривалась в равнину, ожидая увидеть фургон. Равнина была пустынна.

К полудню жара стала еще нестерпимее. Ее усталые от напряжения глаза видели лишь пелену мерцающего марева, которое поднималось с иссохшей земли. Песчаный холм у края равнины, покрытый чахлой травой, плыл в прозрачных волнах миража. У пасущихся на склоне холма овец были ноги гигантов.

Потом нахлынула боль, и женщина подумала: «Вот, начинается».

Она чувствовала холодный пот, разливающийся по телу, ее бил озноб. Она вошла в дом и легла на кровать. Потом встала и принялась ходить по комнате.

И тут она услышала веселое тявканье рвущихся от радости с цепи собак и скрип старых колес фургона. Она подошла к дверям.

— Ну как у тебя? Все ли в порядке? — встревоженно крикнул ей муж, подъехав к воротам.

Она кивнула. Миссис Кланси вылезала из фургона — спина ее была черна от налипших на нее мух. Она вытерла потное лицо, заторопилась, бормоча что-то успокаивающее, и, обняв вышедшую навстречу женщину, повела ее к дому.

— Как раз вовремя, как раз вовремя, — шептала она самой себе.

Мужчина повел лошадь в сарай распрягать. Спина и шея ее блестели от пота. Тонкими струйками стекал он по ногам, темными круглыми каплями падал с боков на землю.

А в доме молодая женщина, прильнув к пожилой, умудренной опытом миссис Кланси, полной, приземистой, с добрым материнским лицом, говорила:

— Как я боюсь…

— Ну-ну, милая. Бояться не надо. Увидишь, все обойдется. Господь милостив к нам, — женщинам равнины. — В голосе ее звучала ласка.

Она принялась хлопотать, согрела воду и склонилась над дрожащей от страха и озноба женщиной.

Вошел муж. Молодая женщина взглянула на его встревоженное лицо и через силу улыбнулась ему. Он хотел чем-нибудь помочь. Но миссис Кланси приказала ему выйти во двор.

— Вот почему я за то, чтоб иметь детей, — сказала она. — Если мужчина когда и холит жену, то как раз в эту пору. Никогда они не бывают добрее и заботливее.

Женщина скорчилась от боли на краю кровати.

— Тебе надо сейчас больше ходить, пока не придет твое время, милая. Все обойдется — ты же такая большая и крепкая. Ходи, ходи по комнате — так надо.

Женщина опять принялась ходить. Когда подступала боль, она цеплялась за железную спинку кровати и раскачивалась из стороны в сторону, беззвучно шевеля губами. Лицом она прижималась к кнуту, висевшему в изножье. Едва боль отхлынула и она с трудом перевела дыхание, ей почудился запах акации, исходивший от рукоятки.

Женщина опять стала ходить. Она остро чувствовала в эти минуты свое одиночество. Мужа не было рядом с ней, казалось, он где-то так далеко. Ей было бы намного легче, если бы тут была мама…