Александр и Лев Шаргородские - Министр любви [cборник рассказов]

— Среди арабов не меньше евреев, чем среди русских или американцев.

Придет время — и каждый третий шейх окажется евреем. Я уже тебе придумал имя — Амир Хусейни. Ну, все двери откроются перед тобой! Почему ты не хочешь стать выдающимся арабским скрипачом? Величайшим еврейским тебе уже не стать!

— Отстань, — попросил Ари.

— Правильно, что я бил тебя скрипкой по башке! Я так хотел играть, я хотел песни, я плакал, а смычком водил ты. Я так хотел песни… — Семка замолчал. — Я сейчас тебе скажу одну вещь, никому не рассказывай, что тебе поведает старый араб Абу — Мусса — я хотел бы бродить по свету с протянутой рукой, но со скрипкой через плечо.

В прокуренном бирштобе Ари печально смотрел на стареющего араба.

— Когда у человека забираешь песню, — сказал Абу — Мусса, — он начинает продавать дома, которых нет…

— Скажите мне, любитель свинины, — спросил Ари, — вы бы хотели просить деньги у какого‑нибудь Абу — Муссы?

— Что деньги? — протянул Семка, — у кого мне попросить красоты?

Какой спонсор даст мне гармонию… Я хочу песни…

Он напился в тот вечер, Абу — Мусса, он плакал над убитой скрипкой.

— Но зато, я сейчас могу помочь своему другу, — сказал он, — я устрою тебе небывалый концерт.

— У меня уже были небывалые, — ответил Ари, — я великий музыкант.

Я стоял на лучших сценах мира. Нет народа, который бы не аплодировал мне.

— Спонсоры тоже люди, — произнес Абу — Мусса, — им тоже нравятся огни рампы и овации народов. Только они выбивают аплодисменты не скрипкой, а кошельком. Имя мое украсит афиши и программки, и после концерта я поднимусь на сцену и буду кланяться в свете прожекторов.

— Не один, — заметил Ари, — кланяться будут также Бирштейн и Ди Фраго.

— Хорошо, кланяться будут трое. Маэстро не должен забывать, что благотворительство прежде всего должно помогать благотворителям…

Вскоре «трио» встретилось для обсуждения финансовых проблем. Абу — Мусса требовал от Бирштейна и Ди Фраго увеличения пая.

Бирштейн был возмущен.

— На каком основании? — шумел он, — Я даю деньги только больным Паркинсоном, а скрипач до сих пор не заболел!

Ди Фраго держался, как и подобает аристократу.

— Сыну ислама следовало бы вести себя покорректней, — говорил он, — не устраивайте нам «джихад»!

— Богохульствовать не позволю! — предупреждал Абу — Мусса, — не забывайте — скрипку придумали арабы!

В конце концов все сошлись на том, что денег мало и было решено пригласить на концерт деловых людей города — бизнесменов, промышленников, финансистов и одного гинеколога.

— Не будем уточнять, кто сидел у него в кресле, — говорил Абу — Мусса.

— Это всё меломаны? — спросил Ари.

— Зачем? Это те, кто может подкинуть денег.

Мир поделился на тех, кто может дать и на тех, кто не может.

Разговоры о деньгах несколько свихнули Ари. Однажды ему приснилось, что он прижимает подбородком стодолларовую купюру и водит по ней фунтом стерлингом.

Звук был отвратителен.

В ужасе он проснулся…

Необходимая сумма набиралась. Печатались афиши, заказывались программки… Зал сняли в «Клубе игроков в бридж».

Публика была разодета — говорили об акциях, процентах, каких‑то суммах — разные цифры летали в воздухе.

Ари никого не знал — ни одного лица.

Он искал в толпе маму и бабушку. Зачем? Их давно не было на этой земле…

Лица были самодовольны, тупы и в профиль шире, чем в фас.

Все что‑то жевали. На шеях выступал пот. Иногда раздавались дикие всплески гогота.

— «Почему я для них должен играть?» — думал Ари.

Что‑то настораживало его, чего он не мог уловить.

И вдруг он понял — у всех в руках были скрипки. У жен, мужей, отпрысков…

Страшное предчувствие овладело Ари. Рожи были такие, что ему почудилось, что они пришли сюда бить его скрипками по голове.

Зал заполнялся. В первом ряду расселись спонсоры — им жали руки, поздравляли.

Пахло сигарами и духами «Шанель».

Потолок украшала группа ангелов, вокруг которой летали лебеди.

На стенах в тяжелых рамах висели портреты композиторов — Бетховен, Мендельсон, Штраус.

— «Неужели они все играли в бридж»? — подумал Ари.

Сквозь щель в занавесе он смотрел в зал, ища лицо, для которого смог бы играть, но так и не выбрал.

— «Почему я для них должен играть?» — опять спросил он себя.

Вновь он почувствовал себя нищим, в шапке которого лежала пара медяков. С размаху он пнул шапку, монеты разлетелись и покатились по асфальту.