— Если вы дотронитесь хоть до одной тележки — я вас вышвырну вон. Пишите, Бен, вы гений. Когда я ночью читаю ваши рассказы — я падаю на пол с кровати. И если б я знал, отчего — от смеха или от плача…
Он не разрешил Вениамину Григорьевичу пойти ни ночным сторожем, ни почтальоном, ни разносчиком рекламы одного известного института красоты.
И тогда Вениамин Григорьевич задумал роман об изгнании евреев из Испании.
Самого его изгнали из России, но он почему‑то не сомневался, что до России его изгнали из Испании.
«— Об изгнании надо писать по порядку», — говорил себе Вениамин Григорьевич.
Узнав об этом, Чуднис лишился речи, затем осушил свой «пастис», достал тысячу и сунул Вениамину Григорьевичу в рот.
— Молчите, — сказал он, — этот от одного издателя. Чтоб вы не передали никому. Молчите, Бен! Безусловно, это капля в море. Вам надо будет поехать в Севилью, Гренаду, в Иерусалим, пожить там, проникнуться, но деньги мы найдем. Деньги в этой стране валяются на дороге, надо только эту дорогу найти.
И он пошел, — видимо, искать дорогу. И вскоре позвонил.
— Ровно в 14, в «ДОРИАНЕ». Если я не приду — значит, умер.
На этот раз он пришел со списком.
— Что это? — спросил Вениамин Григорьевич.
— Список евреев, шедших с нами по дороге изгнания…
— Всего два? — удивился тот.
— …и пришедших к деньгам, — добавил Чуднис. — Это немало — банкир Гинц и владелец музея Да Коста. Вы не против, если мы начнем с владельца? Кончайте кофе — он ждет нас в своем музее.
Да Коста был в панике — только что оказалось, что одна из его картин — подделка. Он был убит.
— Все фальшь, — повторял он, — вся наша жизнь — фальшь! И ваша идея. Что вы знаете об изгнании? Вы что — шли тогда, пятьсот лет назад? Вы всходили на костер? Мне надоели подделки. Я не дам на вашу идею ни сантима. Хотите — я могу вас взять смотрителем. Вы будете работать в испанском зале — портреты Фердинанда, Изабеллы, пейзажи родной Андалузии.
— С удовольствием! — согласился Вениамин Григорьевич, — вы не представляете, какая это возможность бросить писать! Вы не представляете, какой я смотритель — я буду смотреть в оба!
— Вы сумасшедший, Да Коста, — завопил Чуднис, — еще один сумасшедший. Перед вами великий писатель, он не был на костре, но он умеет писать. Зачем вы только вышли из Испании, лучше б вы уж остались там, марраном, вы подделка, Да Коста, — кричал он, — вас еще не проверяли эксперты?..
После этих слов оба изгнанника были изгнаны. На этот раз — из музея.
— Не печальтесь! — шумел Чуднис. — Жизнь прекрасна. Она готовит нам сюрприз. Надо только уметь ждать. Давайте не будем откладывать — и позвоним банкиру.
— А если у него обнаружились фальшивые деньги?
— Не валяйте дурака. Пошли звонить. У вас есть сорок сантимов?
— У вас есть телефон? — спросил Вениамин Григорьевич.
— Телефон не проблема, — ответил Чуднис, — когда офицер связи…
Телефон нашли к весне.
— Вот, позвоните. И в 14 в «Дориане», если я не приду — значит, умер.
В тот раз Чуднис был уже выпивший. Вениамин Григорьевич заметил, что он стал быстрее пьянеть.
— Ну, вы позвонили? — спросил Чуднис.
— Да.
— И что он вам сказал?
— Vous — etez bien cher monsier Guintz!
— Мне то же самое. Наступила эпоха автоответчиков, дорогой Бен. Незачем уметь говорить с людьми! Надо учиться говорить с автоответчиками. Попробуем изложить проблему ему, хотя он никогда не был в Испании.
Целый час Вениамин Григорьевич рассказывал о своей идее, и автоответчик слушал внимательно, не перебивая, затаив дыхание. Потом они звонили еще месяц, и все время были «…cher monsier Guintz».
И однажды услышали густой голос.
— Говорит Гинц, — сказал голос, — я получил ваше испанское послание. Позвоните мне по телефону 78–4554, в четверг, в тринадцать ноль — ноль по Гринвичу.
— Это победа! — вскричал Чуднис, — пошли покупать билеты в Мадрид.
Они заказали билеты, гостиницу, и весь вечер пировали в испанском
ресторане.
— Требуйте сто тысяч, — настаивал Чуднис, — ни копейки меньше.
Два года работы, разъезды, и потом — вы должны еще жить. Вы не против, если я закажу немного «Хереса»?
— Пару бутылок, — сказал Вениамин Григорьевич.
— В вас мавританская кровь, — заметил Чуднис.
Они напились до чертиков, до утра плясали «Фламенго» с красавицами, Чуднис запутался в конце концов в широкой юбке, рухнул, требовал «Хереса» и пил за красавиц, за Кордову, за Халифат.
Потом Чуднис взял единственный в городе экипаж, посадил туда Вениамина Григорьевича, несколько красоток и под игристую «Гранаду» поскакал по ночной набережной…
Читать дальше