Дидье Ковеларт - Притяжения [новеллы]

Мои пальцы стискивают край стола.

— И вы ничего не предпринимаете?

Кюре заводит руки за спину, чтобы снять ризу.

— Вы имеете в виду изгнание бесов? Меня просили об этом, и не раз, но это ничего не дало. То, что происходит в доме, не имеет отношения к дьяволу. Не сила зла овладевает людьми, а сила любви. Доверие, предательство, отчаяние… Что вы будете с этим делать — зависит лишь от вас. Куда как легко обвинять незримое.

Он открывает чемоданчик, убирает в него ризу и стихарь. Остается в серой тенниске.

— Привидений нет, месье, есть человеческие импульсы, исходящие от вас. Живые будят свое прошлое и тревожат мертвых. Разберитесь в себе.

— Что вы имеете в виду?

— То, что с нами случается, всегда похоже на нас.

Щелкают в тишине замки чемоданчика.

— Счастливо вам отдохнуть, — добавляет кюре будничным тоном.

На участке я застал Стефани, которая ждала меня. Мотоцикл стоял, прислоненный к трейлеру. Она спросила, не против ли я поговорить с ней. Мы присели на пень, и она заговорила. Вымотанный долгой ходьбой, растревоженный словами священника, неотвязно крутившимися у меня в голове, я слушал вполуха и только кивал. А она словно наверстывала годы молчания. Говорила об окружающем мире, о будущем, о парнях. Сказала, что в наше время невозможно быть счастливым. Призналась, что не любит мужчин и боится, подозревая себя в «неправильной ориентации», но что быть «как все» ей еще противнее. С другой стороны, она хочет иметь детей. Вчера она познакомилась с мужчиной и переспала с ним, «как нормальная», было гадко, а сегодня он с утра от нее не отстает.

Я смотрел на дочь. Эта лавина путаных откровений, поначалу смутившая меня, теперь, наоборот, успокаивала, давая в жизни хоть какую-то зацепку. Стеф оказалась такой же несчастной, как я, — это вернуло меня к реальности. Я даже чуть было не рассказал ей о Марине. А потом она уткнулась в мое плечо, и я ощутил волнение, но дело было не в ней.

— Надо же… В первый раз мы с тобой вот так поговорили, и все-таки я чувствую, что ты где-то далеко, папа.

Я ничего не ответил. Но мой вздох на опровержение ничуть не походил.

— Ты изменял когда-нибудь маме?

Я вдруг почувствовал, что мне хорошо. Меня раскусили, одобрили, поняли. Я сжал ее запястье.

— Как раз сейчас.

Она пожала плечами, решив, что это шутка, потом всмотрелась в меня внимательнее. И поняла, что я сказал правду. Ничего больше не существовало, кроме этой силы во мне, кроме тяги к невидимой женщине, которая звала меня в этот дом.

— Серьезно?

— Думаю, да.

— Здесь? Пока мы были на пляже?

— Да.

Стефани покачала головой, просияв. Удивление в ее глазах сменилось восхищением. Неделю назад я подрался из-за нее, а теперь крутил отпускной роман за спиной ее матери. Она гордилась мной — второй раз в жизни.

Раздался шум мотора, и мы вздрогнули: это был «вольво». Полчетвертого — а Кристина никогда не возвращалась до вечера. Мы одинаково раздраженно нахмурились, и это единодушие перед непредвиденным еще больше сблизило нас.

— Хочешь, мы ее займем? — спросила дочь.

— Да, это было бы здорово. Хорошо бы, она с кем-нибудь познакомилась, уходила вечерами.

— Заметано. Жан-Поль в боулинг-клубе со своими дружками, сейчас съезжу за ним, и мы разработаем план отвлекающих действий.

Она поцеловала меня в щеку в тот самый момент, когда заглох мотор. Это был поцелуй женщины.

— Этьен!

Кристина стремительно подошла ко мне и рывком задрала футболку.

— Смотри!

Весь живот был покрыт красной сыпью.

— Это какая-то зараза! Зараза, в довершение всего! От солнца со мной никогда такого не было!

— Ни фига себе! — посочувствовала Стефани. — Нельзя так ходить, мало ли что… Поехали обратно в город, найдем дежурного врача.

— А зачем я, по-твоему, вернулась? Мой страховой полис здесь!

Стефани подмигнула мне и вошла вслед за Кристиной в трейлер. Через пять минут «вольво» укатил по проселочной дороге. Я не двигался с места. Что-то мешало мне вернуться на виллу. Не хотелось столкнуться с Гаем. Я не мог ни с кем делить Марину. Я бы предпочел, чтобы она осталась чудом, подвластным моему желанию, являлась бы мне такой, какой я ее вообразил, — а слова кюре низвели ее к реальности и тем самым отдалили от меня. Но почему — ведь я хотел, чтобы она существовала, была женщиной из плоти, хотел, чтобы она показалась мне, выбрала меня, стала моей? Я чувствовал, что запахов, одежды, игры в следопыта мне уже мало. Я вожделел ее тела — безумно. И мне нужно было время — все мое время. Если Кристине нельзя загорать, то и дети не помогут: она будет висеть у меня над душой с утра до вечера. Невозможно. Я больше не хотел жить наполовину, изворачиваться, скрываться.