Дидье Ковеларт - Притяжения [новеллы]

Я вошел в кафе, поздоровался. Никто даже головы не поднял. Это было простенькое бистро с пластмассовой стойкой, зеркалом, рекламой аперитивов прошлого века и черной доской с выдержками из меню; за одним столиком играли в карты. Я забрался на высокий табурет. Чтобы быстрее найти общий язык, заказал местную виноградную водку.

— Нету.

Хозяин смотрел в пустоту, поджав губы. По его решительному тону было понятно, что не запасы кончились — местной продукции нет вовсе. Край без водки, без кухни, без будущего.

— Ну тогда, не знаю… чего-нибудь белого, покрепче… Мне надо взбодриться: шесть километров пешком отмахал, по этой жаре.

Хозяин налил мне. Потом взял стакан, рассмотрел его на свет и принялся вытирать. Я отпил глоток и продолжал, как бы оправдывая свое присутствие:

— Я здесь отдыхаю.

Хозяин разлепил губы, пожал одним плечом: мол, ваше дело. Завязать разговор не получалось. Не мог же я, в самом деле, грохнуть кулаком по стойке и заказать выпивку для всех, как герой вестерна. Я решил уточнить:

— Рядом с виллой «Марина».

Он взял из раковины еще стакан, тщательно вытер. Ставя его на место, встретил мой взгляд и ответил вздохом.

— Да, моя семья тоже так считает. А мне нравится… В ней есть своя прелесть, в этой вилле. Давно она пустует?

Он принялся неторопливо изучать полотенце в поисках пятен.

— А между тем, — не сдавался я, — в ней как будто кто-то живет, правда? Я слышал звуки, шорохи… Может, какие-нибудь бродяги…

Он развернул полотенце к свету, поскреб ногтем чистый с виду уголок. Потом сложил его и пододвинул ко мне блюдечко с чеком. Окончательно растерявшись, я попробовал зайти с другой стороны:

— Надо же, сколько тут солдат, наверно, хорошая выручка.

— Каких солдат?

Он поднял на меня равнодушные, пустые глаза. Я допил стакан и направился к столику, за которым играли в карты. Четверо мужчин по очереди сдавали, открывали, подсчитывали. С таким же сосредоточенно-отсутствующим видом, что и игроки в шары на площади. Я спросил:

— Кто выигрывает?

— Никто, — ответил хозяин у меня за спиной.

Я обернулся к нему. Сложенное полотенце он небрежно бросил в раковину. Мне стало не по себе: уж очень угнетающе действовала эта словно окуклившаяся в своих привычках деревня, без сомнения, обреченная на снос и усиленно делающая вид, будто никто об этом не знает и жизнь продолжается.

Вдруг в дальнем углу раздвинулась занавеска, и под стук бусин вошел, держась за кепку, мой ночной бородач. Звякнул дверной колокольчик. Обомлев от неожиданности, я хотел было кинуться прочь, но меня удержал невозмутимый вид хозяина.

— Вы его знаете? — спросил я бесцветным голосом.

Хозяин посмотрел мне в лицо, и на его дряблом лице впервые появилось подобие улыбки.

— Его-то? Как же, знаю.

— Кто это?

— Это Гай. Так его все здесь зовут. Не бойтесь, он не злой, но немного…

Завершив фразу гримасой, он жестом призвал в свидетели картежников, которые согласно закивали.

— Это не его вина, — сказал тот, что сдавал. — Таким уродился.

— Это точно, — подхватил его сосед. — Говорят, нет деревни без деревенского дурачка.

Атмосфера разрядилась в мгновение ока. Меня посвящали в фольклор. Или просто заговаривали зубы.

— А где он живет?

— То тут, то там, где придется… Что ж делать, коли нет своего крова. Иным-то и есть где жить, а все равно как цыгане…

Это был прозрачный намек на кемпинг. Сколько же таких, вдруг подумалось мне, сколько человек до меня грезили о Марине, наталкивались на Гая, приходили в это кафе и задавали те же вопросы?

Я заплатил за выпивку и спросил, где туалет. Хозяин, поморщившись, указал на занавеску из бусин. Я оказался в тесном коридорчике, в конце которого хлопала от сквозняка дверь. Между велосипедом, составленной мебелью и картинами едва можно было протиснуться. Я зацепился ногой за торшер, кипа справочников опасно зашаталась, я как мог удержал сооружение. И вот тут-то мне на глаза попался портрет. Он был спрятан за какой-то афишей под стеклом, которую я сдвинул с места: на железном листе была изображена молодая девушка в качалке, отбрасывающая на стену вытянутую тень. Эта черно-белая тень была больше ее самой. Девушка мне ни о чем не напоминала — разве что длинные светлые волосы, — но тень я узнал. С этой женщиной я занимался любовью на диване вчера вечером. Волевой подбородок и покорные плечи, щеки в царапинах, остриженные пряди…

Я ошеломленно смотрел на мое видение, воплощенное кем-то другим. Художник не поставил своего имени — только голубь с раскинутыми крыльями в правом нижнем углу служил картине подписью. От стука бусин за спиной я вздрогнул и встретил взгляд хозяина; тот отвел глаза и отпустил занавеску.