Ольга Чайковская - Счастье, несчастье...

Сколько раз приходилось мне видеть это в жизни!

Ну, к примеру. Жила на свете Серафима Ми­хайловна, славная приветливая старушка, незло­бивая, и то обстоятельство, что она носила на голо­ве резиновую грелку, ничуть не роняло ее в глазах окружающих. Была она работяща, опрятна, но все же__ возраст! И потому ездила к ней племянница ее покойного мужа, помогала — никаких других родственников у Серафимы Михайловны не было. А грелку, которую носила, она аккуратно повязы­вала шелковым платком, однако самого факта ее но­шения на голове от друзей не скрывала, охотно поясняя, что резина назначена предохранять ее го­лову от электрических лучей, которыми через пото­лок жжет и мучит ее соседка; по той же причине Серафима Михайловна спала под особым одеялом, собственноручно сшитым ею из резиновых гре­лок, зеленых и красных: дело в том, что у верхней соседки по ночам собирались диверсанты.

Когда старушка попадала в руки медицины, диверсанты вроде бы утихали, но потом вновь на­чинали бесчинствовать... Если Серафима Михай­ловна звала на помощь, соседки вели ее наверх, раскрывали двери, показывали: никого нет, и она успокаивалась. Верхняя соседка сперва было про­тестовала против доставшейся ей странной роли, но женщины в доме ее уговорили: не обращай вни­мания, она же безвредная, безобидная. И как в семье, где делают вид, будто не замечают, что ба­бушка малость выжила из ума, так и дом делал вид, будто не замечает.

Племянница Серафимы Михайловны жила дале­ко, у нее была своя семья, они решили меняться, чтобы быть ближе друг к другу — и подали соответ­ствующее заявление об обмене. Было лето, племян­ница уехала в отпуск, поручив Серафиму Михай­ловну вниманию соседок.

И вот однажды соседи увидели, что у подъез­да стоит машина, груженная вещами. Возле распо­ряжался какой-то крупный молодой человек (про женщин говорят «пышная», например, «пышная блондинка», этот был «пышным шатеном»), кото­рого грузчики называли Володей.

— Отойдите от машины! — грубо крикнул он сбежавшимся женщинам.— Не то пропадет еще чего-нибудь.

Серафима Михайловна уже сидела в машине и ласково кивала им головой: «Все хорошо, все хо­рошо». Володя вскочил в кабину, хлопнул дверцей, и машина отбыла. Так скоропалительно совершился обмен, целью которого было «приближение к род­ственникам и поселение в чудном зеленом массиве».

К родственникам Серафима Михайловна прибли­жалась странно, поскольку грузовик ехал в проти­воположную от них сторону; некоторое время он скакал по разрытым буграм какой-то стройки, по­том пошли свалки, потом потянулись корпуса, в од­ном из которых оказалась квартира, предназначенная Серафиме Михайловне. Была осень, и деревья све­тились золотом.

Оставшись одна, она, очень довольная тем, что, уехав, перехитрила диверсантов, весело раскла­дывалась, а потом легла спать. Счастливая, легла и совсем было заснула, как вдруг... Сатанинский грохот обрушился на нее и заставил вскочить на ноги. «Война!»

Но то была не война, а железнодорожная сор­тировочная станция, скрытая от ее глаз деревьями. Это гремели вагоны, это буфер бился о буфер, сто­нал и лязгал металл, визжали тормоза. Серафима Михайловна, успокоившись, что не война, легла снова. За окном все стихло, зато на потолке... Ужас­ное открытие: диверсантыпереселились вместе с ней! И вот уже снова жгут огнем! А соседей нет рядом, и одеяло из грелок где-то далеко. Сжалась она в комок, укрылась с головой и лежала так, дро­жа, одна на целом свете.

Племянница, вернувшись, тотчас подала в суд, но время шло, а суд все никак не мог состояться: обмен был тройным, в нем участвовали: сам «пыш­ный Володя», его жена Маргарита, родители Мар­гариты и некий «дядя Сережа» с женой. Обяза­тельно половина их на суд не являлась, а осталь­ные, опустив глаза, заявляли, что не согласны, чтобы дело рассматривалось не в комплекте. Они не скры­вали, что спешить им некуда, и всем было ясно, чего они ждут. Серафиме Михайловне действительно становилось все хуже.

Осень сорвала с деревьев листья, и сортировоч­ная станция стала видна во всей своей железной красе.

Но тут произошло событие, которое сделает эту историю особенно для нас интересной и важ­ной. Племянница пожаловалась сотрудникам инсти­тута, где работала, и директор института, вызвав замначальника одного из отделов, Николая Семено­вича, человека энергичного, сердечного и очень сообразительного, поручил ему судьбу Серафимы Михайловны в качестве общественной работы (вот если бы общественная работа всегда была так по­лезна обществу!).