Хосе Альдекоа - Современная испанская новелла

Горячее солнце, только что вывалившееся из туч, которые укутывали его зимой, сушило улицы, вымытые последними дождями. На одном из балконов за ночь распустился цветок, большой и пунцовый, словно из бумаги.

Канарейки в клетках в сопровождении хора воробьев, ле^ тавших на свободе, исполняли гимн, но понять можно было только одно слово: «пио». Соседки в открытых окнах тоже пели, и тоже пронзительными голосами.

На плоских крышах некоторых домов, где были разбиты крошечные садики, зазеленели нежные листочки. А белье, сохшее на проволоках и веревках, казалось очень белым.

Мадам с наслаждением вдохнула прозрачный воздух, очи щенный весной. Ибо весна — это время года, которое все очищает в ванне из света.

Если бы не боязнь сморозить какую‑нибудь поэтическую глупость, я бы сказал, что э™ весенние ванны очищают не только вещи, но и души. И хотя длится э тонедолго, даже самая черная душа на мгновение становится чистой. Даже самый закоренелый преступник, способный зимой убить родителей, весной преисполняется стремлением совершить доброе дело.

Мадам тоже охватил этот мимолетный порыв, что доказывает правоту моего положения, ибо, если Мадам и не была преступницей, святой ее тоже нельзя было назвать.

Ее далекая молодость, потерпевшая крушение в то же время, что и «Титаник», была очень бурной.

Сначала она была законной вдовой старого сеньора, а потом соломенной вдовой очень многих. В период своего расцвета, который продолжался вдвое меньше того, чем продолжался бы теперь, потому что тогда не было косметической хирургии, она получала значительные доходы со своего единственного капитала — красоты.

Но красота — это сырье, с годами теряющее свою ценность, ибо скоро портится.

И когда время полностью девальвировало состояние Мадам, она оказалась беднее стрекозы. Пришлось искать убежища в этой скромной квартирке и сдавать на время свою лучшую комнату, чтобы было чем заплатить домовладельцу в конце месяца.

Занятие это, конечно, не было слишком почтенным, но благодаря ему плита Мадам топилась каждый день и на ней всегда стоял горшочек с едой. З им°й неприглядность Этой профессии меньше бросалась в глаза, потому что люди закутываются в кашне до самых глаз и никто не обращает внимания на то, что делается вокруг. Но при свете первого весеннего солнца все безобразное становится еще более безобразным.

Мадам печально вздохнула, придя к банальному заключению:

«Несчастна женщина, которая в молодости отдает все, потому что в старости у нее не остается ничего».

И закрыла окно, оставив снаружи весну, которая изливала на город свою невинную радость.

Как раз в это время зазвонил звонок, и Мадам пошла открывать, с трудом волоча центнер своей рыхлой плоти.

— Что‑то рано сегодня, — пробормотала она, забыв о горьких мыслях, навеянных хорошей погодой.

Посмотрев в глазок, Мадам приоткрыла дверь.

— Что вам угодно? — спросила она у двух теней, маячивших в полумраке лестничной площадки.

Вопрос был немного глуп, потому что все посетители желали одного. Но нужно было соблюдать приличия.

— Я от дона Рамона, — сказал мужчина неуверенным голосом.

Дон Рамон был владельцем ближнего бара, который поставлял Мадам клиентов, достойных всяческого доверия. Присылал он только тех, кто гарантировал благопристойность, соблюдение тайны и хорошие чаевые. Услышав это, старуха оставила всякие колебания.

— Проходите, пожалуйста, — сказала она учтиво, пропуская парочку.

Как бывало почти всегда, первым прошел он, желая ободрить подругу, чтобы та отбросила последние сомнения. Потом вошла она, опустив глаза и стараясь спрятаться за спиной кавалера.

«Какие молодые!» — подумала Мадам, увидев их при свете коридорной лампочки. II прибавила громко:

— Пожалуйте сюда.

Они действительно были очень молоды и очень робки. Должно быть, студенты, потому что оба держали под мышкой книги. Не требовалось быть психологом, чтобы угадать, что они впервые входят в такой дом. Э тобросалось в глаза, а глаз Мадам был наметан в подобных делах.

Молодой человек держался с уверенностью, которой вовсе не испытывал. Мояшо было бы поклясться, что у него совсем недавно появились усы и, наверное, это его любовное приключение было первым.

У девушки щеки горели от стыда. Она шла по коридору, опустив голову, несомненно раскаиваясь в шаге, на который решилась, и все же не осмеливаясь отступить, так как боялась показаться смешной перед своим возлюбленным и Мадам. Борьба между любовью и стыдом отражалась в ее глазах, слишком больших и светлых, чтобы скрыть бушевавшие в ней чувства.