Самуил Шатров - Кое-что о Васюковых

— Фу! Нельзя, дурень!

Кинг сразу же закрыл пасть и завертел хвостом, будто перед ним стояли папа Репд^и мама Нора.

Молодой человек просунул руку в щель забора и ^почесал у Кинга за ухом.

— На место! — не своим голосом закричал папа.

Но Кинг и ухом не повел. Он побежал следом за веснушчатым молодым человеком, тыкался мордой, в забор, чтобы тот почесал его.

— Боже мой, вы видели что-нибудь подобное?! — простонала мама. ^

— Все ясно, — сказал папа. — Подлец Ноздрачев втер нам очки. Собака только по паспорту овчарка. Вот вам еще одно доказательство, что нельзя слепо доверять любой бумаге.

— Что же теперь будет? — спросила мама.

— Ничего особенного. Если заберутся воры, Кинг поможет им вытащить вещи.

И мы снова перебрались с веранды в комнату. А молодой человек чаще и чаще показывался на нашей улице. Мамины нервы сильно натянулись, и она сказала, что они не выдержат, если мы не узнаем, кто этот молодой человек. И Рыжкин узнал.

— Оказывается, этот юноша живет неподалеку от нас. Его фамилия Рукавишников. Он сын тренера по велосипеду.

— Хорошее занятие для человека — всю жизнь крутить педали, — сказал папа.

— Вот он и воспитал сынка, — сказала мама.-^ Сразу видно, что молодой человек из тех, кто надевает голубой пиджак и идет в ресторан танцевать «мамбу». Типичная плесень. Такой обчистит дачу родного отца и глазом не моргнет.

— Ну, это уже слишком, — сказал Рыжкин.

— А вы читайте фельетоны, — посоветовала мама.

— Моя старуха, — сказал папа, — не читает передовиц и отчетов о пленарных заседаниях Генеральной Ассамблеи, но фельетоны о плесени, будьте покойны, она читает от строки до строки.

Лялька пожала плечами и начала смотреть в окно.

— Это протест, — кивнул в ее сторону папа. — Это молчаливый протест.

— Его внутренний облик для меня примерно ясен, — сказала мама. — Мне незачем теперь залезать с фонарем в его душу. Короче говоря, надо пойти в милицию и рассказать о том, что этот молодой человек слишком заинтересовался нашей дачей.

Папа пошел в милицию. Очень скоро он вернулся оттуда. Он был в не слишком хорошем настроении.

— Ну, что сказал участковый? — спросила мама. — Ничего. Его это мало интересует.

— Понятно, — сказала мама. — Если ты сойдешь о задней площадки, милиция тут как тут. Если старуха начнет переходить улицу не в том месте, они начинают свистеть, как сумасшедшие. А вот предупредить преступление не их дело!

С этого дня мама начала еще больше волноваться. Дача ей опротивела. И Кинг ей опротивел. Папа отдал его Ноздрачеву. Мы начали потихоньку перевозить свои вещи в Москву.

Когда осталось совсем мало вещей, пришел папа и сказал:

— Угадай, с кем я встретил на улице сына тренера Рукавишникова? Никогда не угадаешь!

— С участковым милиционером?

— Хуже. С Лялькой!

Мама схватилась за сердце и сказала:

— Я так и предполагала.

— Ничего ты не предполагала, — ответил папа.

— Может быть, он не такая уж плесень, — сказала мама.

— Что же ты раньше не была такой умной? — рассердился папа. — Зачем мы перевозили вещи?

Мама ничего не ответила. Она не любит ссориться с папой. Недаром у нее золотой характер. Она тихонько взяла газету и начала вслух витать про пленарное заседание Генеральной Ассамблеи.

После того как увезли Кинга, самую настоящую овчарку, мы остались совсем без собаки. А вокруг нас, на дачах, жили дворняги, бульдоги, эрдельтерьеры и был один водолаз, толстый как медведь. Водолаз имел три медали, и, хозяин носил их за ним в коробочке и всем показывал, если спросить. Только у нас не было даже простой Жучки, будто мы не люди. Я попросил папу купить собаку.

— Еслц ты думаешь, что мне некуда девать деньги, — сказал папа, — то ты глубоко ошибаешься. С деньгами у нас туго. Вот когда я достану печатный станок и начну печатать на нем сторублевки, тогда ты купишь себе собаку.

— А когда ты достанешь печатный станок? — спросил я.

— Не морочь ребенку голову, — вмешалась мама. — Папа шутит. Просто у нас есть расходы, поважнее. Тебе, например, нужно купить демисезонное пальто.

— Я не стиляга, — сказал я. — Буду ходить в старом.

— Ради собаки он готов ходить как оборванец, — отозвался папа.

— Как наш сосед Рыжкин, — добавила мама.

— Как люмпен-пролетарий, — сказал папа.