Леонид Пасенюк - Съешьте сердце кита

— Они что, подойдут сейчас?

— Не знаю. Котеночкин с Жанной заблудились, наверное. В общем не вышли к условленному месту. Мы ждали их сутки, а потом я… я нашел кимберлит! Голубую глину…

Глаза у Ксении стали круглыми, и кровь прилила к вискам.

— Ты нашел кимберлит? — спросила она сдавленным от волнения голосом. — Где же он? Покажи! Дай пощупать!..

— Нет его, — угрюмо ответил Дудкин. — Я нашел, а Мамонов мне за это морду набил. Его счастье, что ружье мое далеко лежало.

— За что же он… тебя? Дудкин отвернулся.

— Ему виднее. Может, из зависти. Не ему же улыбнулась удача, а мне. Ну, я и ушел. Спасибо, что ты дала мне компас.

Дудкин смотрел на нее хмурыми, но честными глазами, такими красивыми, с такими пушистыми ресницами.

Ксения вынула руку, тихонько подула на пальцы, к которым пристали беличьи волоски.

— Да, да, — сказала она, не зная, что думать и что предположить. — Ты, конечно, не мог… не мог поступить иначе. — После тягостного молчания добавила: — Выпей спирту. Я привезла. Тебя хоть выжми…

И пока он короткими булькающими глотками пил разведенный спирт, Ксения медленно поднялась от рюкзака.

— Ну да, конечно, — почти беззвучно шевельнула она губами, что-то мучительно соображая. — Ну да…

К утру прояснилось. В просветы между рваными мглистыми облаками брызнула зябкая синева, а верхушки лиственниц заискрились под солнцем льдистой капелью. И хлынули комары — неповоротливые, с прибитыми дождем крылышками, голодные и злые.

Ксения решила, что медлить нельзя, что надо идти навстречу отряду, надо разыскивать заблудившихся. Ах, Жанна, Жанна… Ах, Котеночкин! Но Мамонов — вот фрукт! Назначен старшим — и решил сводить в маршруте личные счеты. Она отвела полог палатки.

Объедкин разводил невдалеке дымокур для оленя.

У реки стоял высокий стройный Игорь. Он делал какие-то энергичные движения, потер себе шею, запрокинул лицо…

— Умывается, что ли, — пробормотала Ксения недоуменно. — Или молится?..

— Не знаю, начальник, — отозвался Объедкин. — Мажется чем-то…

— Мажется? — Ксения проворно выбралась из палатки. — Мажется, вы сказали? Что же у него? «Метаморфоза»? «Молодость»? А у меня лицо обветрело, все в лишаях…

Кошачьими шажками она сбежала к реке.

— Доброе утро, Игорь! Дудкин вздрогнул.

— Да у тебя никак диметилфталат! Где достал?

— Нигде, — покраснев, сказал Дудкин. — Завалялся пузырек в рюкзаке.

— Завалялся, значит. — Лицо Ксении покрывалось матовой бледностью. — Так вот, оказывается, какой у тебя «состав крови», вот почему тебя комары не трогают! Теперь мне все ясно. Ну, черт с ним, с диметилфталатом. Но ты, ты, ты…

Она задохнулась, и губы у нее беспомощно задрожали.

Флакон выпал из рук Дудкина. Светлая, схожая с глицерином, противокомарная жидкость пролилась на обкатанные камни.

— Как же я тебя целовала?.. Как же я тебя спиртом отпаивала?.. Чтобы не простудился, а?.. Господи, какая же я дура!

Согнувшись, Ксения побрела в гору, к палатке. Споткнулась и чуть не упала. Выпрямилась. Крикнула Объедкину:

— Приведите оленя!

Ей не пришлось отъехать от лагеря дальше нескольких километров. Там, где тропа-зимник упиралась в реку, Ксения повстречалась с отрядом. Впереди брел Мамонов с двумя рюкзаками, торчавшими из-за плеч в разные стороны. Сзади плелись Котеночкин и Жанна. Котеночкин поддерживал девушку — та слегка прихрамывала.

Ксения посмотрела Мамонову в глаза. Они показались ей бездонными — может, потому, что легла под ними густая болезненная синева. Может, потому, что он не прищуривал их, как обычно. Губы у Мамонова запеклись и обветрились, пристали к ним крошки мха-ягеля.

— Вы что, мох ели?

— Пробовали. Невкусно.

— А где олень?

— Сорвался с кручи. У нас уже не было сил спуститься, чтобы освежевать, забрать мясо. Надо провернуть это дело… насчет мяса…

Ксения пропустила Мамонова и подождала Жанну.

— А у тебя что с ногой?

— Пустяки. Пройдет.

— Заблудились?

— Да. Когда работаешь с прибором, начинает барахлить компас, стрелка мечется, как угорелая. Ну вот… Потеряли ориентировку. Еле я определилась по руслу какого-то высохшего ручья. По траве — ее когда-то течением прижало. — Жанна слабо кивнула. — Тут еще… котеночек этот… Говорит, это не течением, а ветром траву пригладило, и надо, мол, в другую сторону податься. В общем начали спорить, а время шло. Спасибо вот Сашке — его костер утром заметили. Уж не знаю, как он его развел.

Жанна трудно дышала, ноздри у нее раздувались, и глаза лихорадочно блестели.