Леонид Пасенюк - Съешьте сердце кита

— Ага, — хохотнул Котеночкин, сморщив от удовольствия нос. — Стала Неелова, да?..

Все засмеялись. Потом помолчали. Но кто-кто, а Мамонов не такой был человек, чтобы долго молчать. Он обладал поразительной способностью сболтнуть иногда такое, что ни в какие, как говорится, не лезло ворота…

— Почему, — спросил он вдруг, — почему, когда человек поест, у него, скажем, семьдесят килограммов весу, а немного походит, становится семьдесят два?

— А потому… — начал было Котеночкин и запнулся.

Дудкин покривил в усмешке губы, яростней завертел прутиком и ничего не сказал.

Жанна пренебрежительно выпятила губу.

— Пустозвон ты, Сашка!

— Ага! Не знаете? — возликовал Мамонов. — Да потому, что припек у него получается! Ведь вот хлеб пекут — бывает припек. Так же и у человека.

Жанну закусали комары. Чтобы не ходить и в лагере в громоздких влажных резиновых сапогах, она обула легкие полуботинки, хотя чулки едва ли были для комаров преградой.

Она встала и направилась к палатке. За ней поспешил Котеночкин.

Глядя им вслед, Дудкин хмуро сказал:

— Если у женщины кое-как натянуты чулки, меня тошнит. Это уже не женщина. Это чудовище,

Ксения вспыхнула — ей стало обидно за подругу до слез.

— Игорь! Ты несправедлив. Ты забываешь, что она в тайге, а не в театре или где-нибудь на людном проспекте. Тут иногда и не до чулок…

Дудкин решительно мотнул головой, сверкнул глазами.

— Это не имеет значения! — воскликнул он с горячностью. — О своем внешнем виде человек, и в особенности женщина, должен помнить везде. Нельзя ронять своего человеческого достоинства.

— Ронять нельзя, — тихо сказала Ксения, все еще пытаясь защитить подругу. — Но ведь устала она…

Мамонов, к удивлению Ксении, промолчал. Только злее заходили на худом лице желваки. А ведь он не терпел Дудкина. Не пришлись они по душе друг другу с самого начала. Слишком разными были людьми. Тогда, на пожаре, ненадолго сошлись, сблизила их горячая работа, а потом все-таки дала себя знать эта разность — разность характеров, житейских биографий, общего развития… Иными причинами Ксения не могла объяснить их вражду.

Но она больше доверяла Игорю, да и не скрывала этого. Она не стыдилась своих припухших от поцелуев губ.

…На рассвете Ксения проснулась: было прохладно. Она высунула нос из мешка. Рядом кто-то ворочался.

— Жанна, ты?

— Да. Вот давлю комаров. Они сейчас примороженные.

Ксения наблюдала за тем, как подруга расправляется с совершенно беззащитными комарами. Они, прихваченные легким морозцем, густо сидели на белых, просвеченных первыми лучами солнца стенках палатки.

Жанна со сладострастным упоением методически уничтожала их, пятная палатку кровавыми следами.

— Сколько нашей кровушки трудовой ими выпито! — вздохнула она сокрушенно.

Вдруг ока насторожилась.

— Ксенька! Что ты там жуешь?

— Ничего. — Ксения повернулась к подруге. — Ты выдумаешь!

Но в палатке в самом деле было слышно сочное похрустывание. Потом оно прекратилось.

— Показалось мне, что ли? — вскинула брови Жанна. — Галлюцинации начинаются. Лягу-ка я, посплю еще… Всех комаров не передавить.

Столкнувшись с Ксенией утром у реки, она сказала:

— Нет, знаешь, все же какая-то сволочь объедалась ночью. И не иначе, как огурцом!

— Ну-у, огурец! Откуда тут взяться огурцу? Была бы еще колбаса, что ли, тогда понятно, копченую колбасу на складе в партии я сама видела, — засомневалась Ксения. — Но огурец… Им-то и сыт не будешь. Гм… Давно я не ела огурцов, даже стала забывать, какие они на вкус.

Жанна шумно вздохнула и сжала кулачки.

— Вот подлец! А еще мужчина! Уличить бы его… Я бы ему…

— Что же ты ему? — усмехнулась Ксения, думая о том, уж не Объедкин ли пользуется какими-то единоличными запасами.

— Я ему… — Щеки Жанны залила краска негодования, но тут же девушка сникла, поскучнела, не найдя, очевидно, подходящего отмщения.— Я бы ему сказала: «Не подавись!»

К обеду Мамонов принес из тайги огромного рыжего глухаря, в котором, наверное, было килограммов семь чистого мяса.

— Молотком убил, — сообщил он, сам не веря своей удаче. — Пошел тут на ручей поблизости шлишок отмыть — просто так, ради спортивного интереса, на авось… В шлишке, понятно, ничего не оказалось, я уже собрался уходить, глядь, а в сушняке глухарь прохаживается. И меня не боится, смотрит, дура этакая… Я и швырнул молоток с досады. Шутя. И прямо по кумполу попал. У него, верно, крыло подшиблено было… У Ксении невольно вырвалось: