Маргарет Дрэббл - Мой золотой Иерусалим

И в комнате действительно было получше, это ощущение создавали сидевшие там люди. Там сидела Филлипа — не превратившаяся, как опасалась Клара, в жалкую тень самой себя, а такая же шикарная, как всегда, — и с ней сидели две пары приблизительно одного возраста, лет двадцати пяти, исключительно хорошо одетые. И все они явно чувствовали себя здесь прекрасно, они не ежились от соприкосновения со спинками и сиденьями кресел и не приподнимали осторожно ноги с вытертого ветхого ковра. Габриэль представил Клару гостям, она села и, ожидая, пока он принесет ей с кухни чего-нибудь выпить, поняла из разговора, что гости зашли просто так и просто так ждали возвращения Габриэля.

— Если бы я знал, что вы зайдете, — сказал Габриэль через окошечко, соединяющее кухню с комнатой, — я бы пришел сразу после митинга, но откуда мне было знать?

— Ты не мог знать, — сказала Филлипа, до этого молчавшая, — да и какая разница? Мы прекрасно сидели, мы просто болтали и вовсе не собирались тебя ждать.

Она говорила странно холодным раздраженным тоном, словно действительно меньше всего ждала возвращения Габриэля. Он выглянул из кухни через окошечко, они посмотрели друг на друга, и Кларе показалось, между ними промелькнула тень какого-то ужасного разрушительного напряжения, они посмотрели друг на друга словно с ненавистью и отчаянием. Клара окинула взглядом комнату, обшарпанную мебель, грязный, в пятнах, потолок, ряды книг — одинокое свидетельство культуры, и, быстро выпив свое виски, не отказалась, когда ей предложили еще. Она подумала, что в настоящий момент на Филлипе Денэм одежды — фунтов на пятьдесят, если не больше, и это при том, что она, как явствовало из разговора, не ждала гостей. А между тем ковер, похоже, куплен вместе с домом, а занавески, висящие на покосившихся дряхлых карнизах, на фут короче, чем надо.

Вскоре стало ясно, что и Габриэль, и Филлипа отчаянно стараются предотвратить уход гостей. Усилия Габриэля были направлены в основном на щедрое наполнение опустевших стаканов и не менее щедрое расходование обаяния, Филлипа же, хотя ничего такого и не предпринимала, но зато и не подавала гостям никакого повода расходиться, в ее невозмутимой дежурной улыбке была удерживающая властность, и гости чувствовали, что их не отпускают. Клара была рада, что они не уходят, ей хотелось побыть еще, от волнения она пила больше, чем намеревалась, и никак не могла заставить себя не смотреть на Габриэля, хотя и очень старалась, тем более что чувствовала: Филлипа искоса наблюдает за ней. И постоянно через всю комнату встречалась глазами с Габриэлем.

Клара не могла его понять. Не могла понять, зачем он так старается быть милым, занятным, зачем проявляет такую заинтересованность и заботу и блещет всеми своими достоинствами. Он очень старался всем понравиться, но в этом не было никакой необходимости: он не мог не нравиться — такова уж была его природа, — чтобы нравиться, ему достаточно было просто присутствовать, и любые его старания были чрезмерны. В нем чувствовалось даже что-то заискивающее, и Клара находила это совсем не противным — наоборот, это казалось проявлением милой, трогательной слабости, уязвимости, которой не было в столь похожей на него Клелии. Кларе нравилось, что Клелия такая, какая она есть, — совершенная, Кларе ничего не надо было от Клелии, но в Габриэле она рада была видеть это отсутствие независимости. И она подумала, что, может быть, столь усиленно демонстрируя свое обаяние, он стремится хоть как-то скомпенсировать убогость этой комнаты, что он, по существу, борется с несоответствием обстановки, в которой живет. Отношения Денэмов с двумя другими парами и тех — между собой были Кларе неясны, и она не могла определить степень близости между ними. Одна пара — архитектор и его жена — выдерживала по отношению к хозяевам тон взаимного приятельского подшучивания, но, поскольку они жили через улицу, Клара сразу решила, что это дружба из соображений удобства, тем более что жена, упитанная дама в шерстяном жакете, проявляла какое-то бодрое, хваткое отношение к жизни, совсем не вязавшееся с пассивностью, к которой тяготела Филлипа. Другая пара была более близка хозяйке хотя бы по внешнему облику: жена — актриса и муж — художник, одетые с таким же сиюминутным шиком, что и сама Филлипа. Муж, поджарый элегантный шотландец по имени Алистер, был в костюме цвета верблюжьей шерсти, Клара ни на ком не видела подобных костюмов и всегда думала, что люди в такой одежде существуют только на рекламе автомобилей и напитков. Ей нравилось, что Габриэль одевается совсем не так, его шерстяная клетчатая рубашка, заправленная в ловко сидящие на бедрах брюки, изумительно подчеркивала очертания тела, чего никак нельзя было сказать о костюме Алистера.