Стивен Кинг: Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима)

Стивен КИНГ

ИЕРУСАЛИМ ОБРЕЧЕННЫЙ

ПРОЛОГ

Старый друг, чего ты ищешь?

Столько лет проведя на чужбине,

Ты принес дорогой тебе образ

Под иное, чуждое небо

Далеко от своей земли.

Джордж Сефрис.

Почти никто не сомневался, что мужчина и мальчик - это отец и сын.

Они ехали через всю страну на старом "ситроене", придерживаясь боковых дорог, путешествуя рывками. Три раза они останавливались, прежде чем добрались до цели: первый раз - в Род-Айленде, где мужчина - высокий, черноволосый - работал на текстильной фабрике, потом - в Янгстоуне, Огайо, где он стоял три месяца у тракторостроительного конвейера и, наконец, в маленьком калифорнийском городке у мексиканской границы, где он качал бензин и чинил маленькие иностранные автомобили, заработав, в общем, гораздо больше, чем рассчитывал.

Где бы они ни останавливались, мужчина обязательно раздобывал газету штата Мэн под названием "Портлендский Пресс-Геральд" и искал в ней заметки о маленьком южном городке Джерусалемз Лот или его окрестностях. Иногда такие заметки находились.

В комнатах мотелей между Централ Фоллз и Род-Айлендом он написал проспект романа и отослал его по почте своему агенту. Он добился кое-какого успеха как романист - миллион лет назад, когда жизнь его еще не погрузилась во тьму. Агент отправил проспект его последнему издателю, тот высказал вежливую заинтересованность, но не проявил склонности расстаться с какой бы то ни было суммой аванса. "Пожалуйста" и "благодарю вас", сообщил мужчина мальчику, разрывая в клочки письмо агента, - все еще не оплачиваются". Он произнес это без особой горечи и все-таки сел за книгу.

Мальчик почти не разговаривал. С его лица не сходило стесненное выражение, глаза не блестели, взгляд словно постоянно устремлялся в какие-то холодные внутренние пространства. Везде, где они останавливались в пути, он был вежлив и больше ничего. Казалось, он не хотел ни на минуту оставаться без высокого мужчины и нервничал даже тогда, когда тот уходил в ванную. Мальчик не желал разговаривать о городке Джерусалемз Лот и читать Портлендскую газету, хотя мужчина иногда старался заговаривать об этом, а газету намеренно оставлял на столе.

Когда книга была написана, они жили в коттедже на Тихоокеанском побережье и часто купались. Тихий океан оказался теплее и добрее Атлантического. Он не хранил воспоминаний. Мальчик начал загорать.

Хотя им хватало на еду и крышу над головой, мужчина стал чувствовать себя подавленным и сомневаться, правильную ли они ведут жизнь. Он учил мальчика, и тот, казалось, ничего не терял в смысле образования (живостью ума он не уступал своему учителю), но вычеркивание из жизни Джерусалемз, или Салема Лота, видно, не принесло ему пользы. Иногда он вскрикивал во сне и сбрасывал на пол одеяла.

Из Нью-Йорка пришло письмо. Агент сообщил о предложении аванса в двенадцать тысяч долларов и практически обеспеченной распродаже. Разве плохо?

Хорошо.

Мужчина бросил работу на бензозаправочной станции и уехал с мальчиком за границу.

Лос-Сапатос, что означает "туфли" (название, вызвавшее тайный восторг мужчины), оказался крохотным, ничем не примечательным городком на берегу океана. Оставив за собой Штаты, двое зажили с почти неземным спокойствием. Ни туристов, ни самолетов над головой, на сотню миль кругом ни одного скоростного шоссе и ни одной газонокосилки. Даже радио означало для них шум без смысла: вещание велось на испанском, который мальчик только начинал понимать, а мужчина всю жизнь считал абракадаброй. От музыки осталась лишь опера. Ночная поп-станция кое-как пробивалась своими бешеными тактами с пятого на десятое. Единственным мотором в зоне слышимости был старый культиватор одного местного фермера. При подходящем ветре его шум слабо долетал отдельными порывами. Воду доставали вручную из колодца.

Раз или два в месяц (не обязательно вдвоем) они ходили к мессе в маленькую церковь. Ни тот, ни другой не понимали смысла церемонии, но все равно ходили. Мужчина часто попросту засыпал под привычные голоса и ритмы в удушающей жаре. В одно воскресенье мальчик вышел к мужчине на шаткую веранду, где тот работал над новым романом, и нерешительно сообщил, что говорил со священником о своем желании вступить в церковную общину. Мужчина кивнул и спросил только, достаточно ли он знает испанский, чтобы к этому готовиться. Мальчик считал, что тут затруднений не возникнет.