Маргарет Дрэббл - Мой золотой Иерусалим

— Иногда мне кажется, что я сломаюсь, — сказала Клара, — кажется, что не выдержу и отступлю.

— Не отступишь, — сказала Клелия, — тебе некуда возвращаться. Полученный опыт нельзя отбросить при всем желании.

Они стали говорить о своих любовных похождениях за границей и об утилитарном характере таких любовных связей, полезных для самообразования. Клелия высказала предположение, что теперь девушки ездят за границу в поисках любовного опыта — в Англии с этим туго. А Клара как раз собиралась выдвинуть теорию о самой себе, состоящую в том, что ей не может быть хорошо с мужчиной, если в нем есть хоть капля унылой респектабельности, и тут вошел Габриэль. Увидев его, Клара сразу подумала, знал ли он, что она здесь, — он совсем не удивился при виде ее, к тому же он действительно мог знать: об этой встрече Клара и Клелия условились несколько дней назад, а все Денэмы постоянно поддерживали связь друг с другом и каждый день перезванивались из любой точки страны, не считаясь с тратами. А что если он захотел ее увидеть? Эта мысль граничила с безумием, как и многие ее мысли в прошлом; это была ослепительная, великолепная, сумасшедшая надежда. Но ведь другие надежды, тоже безумные, в прошлом осуществлялись, так почему бы и этой не оправдаться? Конечно, может быть, он на всех так смотрит, но в это трудно поверить, и тогда он тем более удивительный, подумала Клара.

Клелия стала уговаривать Габриэля отведать спагетти, но он отказался, пояснив, что ужинал дома и что его жена готовит не намного лучше сестры. Он налил себе виски и сел.

— Не понимаю, — сказала Клелия, — чем ты недоволен. По-моему, Филлипа очень вкусно готовит, я у вас всегда ем с удовольствием.

— Просто она очень старается, когда знает, что к нам кто-то придет, — ответил Габриэль. — А для меня она не перетруждается. Она такая ленивая, терпеть не может что-нибудь резать, всегда все готовит целиком — шматы мяса, огромные старые картофелины, целые морковины, целые кочны капусты. По-моему, ей и в голову не приходит все это порезать.

— Наверное, ей просто надоело, — сказала Клелия, — да еще дети!

— Ей вечно приходится выбрасывать все, что она наготовит, — продолжал Габриэль, — дети это не едят. Они едят только тушеные бобы, а она вечно готовит капусту, а потом выбрасывает. Мы разоримся. Я все время ей говорю, что у нас нет денег, но она не слушает.

— Габриэль, ты с ума сошел, — сказала Клелия. — Что значит у вас нет денег?

— У нас же трое детей! — ответил Габриэль. — Какие тут деньги! Я бьюсь как рыба об лед, а что толку? В доме все обваливается, мне постоянно приходится платить за ремонт. Ты слыхала, у Макадамов дом поражен сухой гнилью? А они живут через улицу. Что, если перейдет на наш дом? Тогда придется в такие долги залезть! Я был сегодня на очередном митинге за сохранение Айлингтона. Но самое лучшее — это распоряжение о выселении или о сносе, вот что я тебе скажу. Пусть бы нас в принудительном порядке переселили в новый дом — за счет муниципалитета.

— Работникам телевидения муниципального жилья не дают, — сказала Клелия. — И по-моему, зря ты ходишь на эти митинги.

— Филлипа то же самое говорит, — ответил Габриэль. — Но скорее всего по другим причинам. Я больше туда не пойду, мне компания не нравится.

— Ты сноб, — заявила, Клелия.

— Все мы снобы, — сказал Габриэль. — Чего еще можно от нас ожидать? Как вы думаете, Клара, чего еще можно от нас ожидать?

— Не знаю, — ответила Клара. — Мне кажется, когда уходишь из такого дома, как этот, трудно найти ему замену. Наверное, надо создать где-нибудь такой же?

— Почему бы и нет? — сказала Клелия. — Хотя лично я не собираюсь отсюда уходить.

— Нам с Филлипой не под силу все начинать заново, — сказал Габриэль. — Заходите при случае к нам посмотреть, как мы живем. Это совсем рядом.

— Ты выбрал другой путь, — продолжала Клелия, — но он хуже.

— Ничего нет хуже, — отозвался Габриэль, — чем жить в твоем возрасте с родителями. Это же противоестественно. Как по-вашему, Клара?

— Не знаю, я всегда ей завидую, — сказала Клара.

— Конечно, она здесь как у Христа за пазухой, — сказал Габриэль. — И она знает, зачем я захожу — выпить на дармовщинку стаканчик виски. Однажды я даже стащил сыру и коробку кукурузных хлопьев. Ну куда это годится? Они должны обороняться от таких набегов.

— Им все равно, — ответила Клелия. — Они этого не замечают. Они слишком заняты. Ты хочешь, чтобы они замечали, а они не замечают. Они не пересчитывают коробки с хлопьями.