ЛЕВ КВИН - ЗВЕЗДЫ ЧУЖОЙ СТОРОНЫ

1942 год: лагерь для военнопленных (Урал).

1944 год, июль: 2-й Украинский фронт, в составе группы переводчиков (венгры-антифашисты).

1944 год, август: 2-й Украинский фронт. Разведотдел (по просьбе и под личную ответственность майора Горюнова).

– Видите! – сказал полковник, принимая у меня листок. – И со времени испанского плена – ни одного документа, ни одного подтверждения. Только слова. А можно ли верить словам? Одним только словам? А если нет, то какие у меня основания ему доверять?

Я молчал. Я мог бы сказать, что для доверия не нужно никаких оснований, просто веришь человеку – и все: наоборот, основания нужны для того, чтобы не доверять. Но я молчал. Почему полковник тогда, в первый раз не показал мне анкету? Почему он заставил меня не доверять капитану Комочину? Этого я не мог ему простить.

Я лежал на мягкой удобной кровати у окна и никак не мог заснуть. Все та же щемящая тревога. Заставлял себя спать, нарочно думал совсем о другом, приятном, хорошем, но мысли со стальным упорством тугой пружины все возвращались и возвращались туда, к ним…

И все-таки я, вероятно, спал. Потому что я видел собственными глазами, как Комочин беспокойно ворочается на узкой госпитальной койке, как Аги стреляет из маленького пистолета в рыжего немца, как лейтенант Нема с людьми из нашей химической роты прорывается куда-то сквозь шквальный огонь.

И еще потому, что уже начинало темнеть, когда за мной пришли от майора Горюнова.

Майор опять, как вчера на аэродроме, взял меня за плечи:

– Так, сынок… Так… Мы связались с ними по рации.

У меня сердце сжалось от злого предчувствия:

– Что с ним?

Я думал, холодея, что сейчас услышу: Комочин умер. Но майор сказал совсем другое:

– Погиб лейтенант Нема. При взрыве… Ну, ну, ничего тут не поделаешь, сынок… Война!

– Мне надо туда, – сказал я. – Мне надо немедленно туда!

Он понимающе кивнул.

– Обернись!

На стуле, позади меня, аккуратно сложенная, лежала венгерская военная форма моего доброго знакомого лейтенанта Елинека; рядом со стулом стояли его кожаные гибриды – полусапоги, полуботинки…

…И вот я снова в ночном небе. Впереди знакомые широкие плечи «разведизвозчика» Миши. Внизу – сплошная тьма, разрываемая изредка белыми слепящими вспышками.

А наверху, надо мной, спокойно мерцают звезды. Множество звезд.

Знакомые звезды…

Писатель Лев Израилевич Квин родился в 1922 году в Риге. С 1937 года участвовал в работе подпольного Союза трудовой молодежи Латвии, боровшегося под руководством Коммунистической партии Латвии против фашистской диктатуры Ульманиса. В 1940 году, незадолго до установления Советской власти в Латвии, был арестован охранкой, исключен из гимназии.

Во время Великой Отечественной войны воевал на Северо-Западном и 2-м Украинском фронтах.

В 1944 году в составе наступающих советских войск принимал участие в боях на территории Венгрии. После войны длительное время работал в Будапеште и Вене в качестве военного журналиста.

С конца 1953 года, после демобилизации из армии, живет на Алтае. С 1957 года – член Союза писателей.

Первая книга – приключенческая повесть «Экспресс следует в Будапешт» – выпущена Алтайским книжным издательством в 1955 году. В следующем году в издательстве «Детгиз» вышел сборник рассказов «В те дни».

Вслед за этим в разных издательствах выходят книги «Мальчишечьи тайны» (1956), «Озорники», «Тени исчезают на рассвете». «Палатки в степи» (1957 г.), «Друзья идут в ногу», «Город не спит» (1960 г.), «Привет, Йошка!», «Что принесет утро» (1962 г.), «Икс, Игрек, Зет» (1963 г.), «Тридцать пять градусов выше нуля» (1965 г.) и другие.

Советский читатель, для которого предназначены эти строки, будет, вероятно, немало удивлен, если узнает, что в молодости мне приходилось заниматься довольно странным для коммуниста делом: я отговаривал от намерения бежать в Советский Союз некоторых молодых венгров, в том числе и комсомольцев-подпольщиков, хороших боевых ребят. Это было моим партийным поручением и, надо сказать, очень и очень нелегким…

Представьте себе Венгрию конца тридцатых и начала сороковых годов. В стране свирепствует хортистско-фашистский террор. Народ угнетен. Схваченных революционеров мучают, пытают до полусмерти или даже до смерти, а уцелевших бросают в тюрьмы на долгие годы. И, несмотря на это, коммунисты на воле, молодые и старые, в тяжелейших условиях продолжают борьбу против фашизма, хотя знают, что рано или поздно может прийти и их черед.