Тургрим Эгген - Hermanas

Соврал ли я Ирис в то наше последнее воскресенье на пляже Плая-дель-Эсте? Нет, не намеренно. Я по разным причинам не мог остаться в Мексике.

Я прибыл солидно. К моменту выхода из самолета мои брюки еще не высохли. Но несмотря на то, что от меня разило мочой, сотрудники авиакомпании «Мексикана» были вежливы и дружелюбны. Они подали мне лучший за многие годы обед. Это потом я узнал, что еда в самолетах считается хуже собачьего корма. Попробуйте сказать такое человеку, который провел шесть лет в кубинской тюрьме.

Когда мы приземлились, я совершенно растерялся. Аэропорт был гигантским лабиринтом, и казалось, что и вся Мексика такая же. Но разве это не бедная страна? В общем, я рассудил, что мне надо оставаться Томасом Гутиерресом до прохождения паспортного контроля, поэтому самым разумным было двигаться в потоке других пассажиров. Офицер за стойкой выглядел по меньшей мере так же жутко, как и тот, который провожал меня в Гаване. Я читал, что они коррумпированы, но мне было нечего предложить ему. Поэтому я избрал своей стратегией говорить как можно меньше и улыбаться как можно больше.

Я прошел контроль, и на меня тут же набросилась пара сотен горячих мексиканских таксистов с криками: «Такси?» У меня не было денег на такси. У меня не было ничего, кроме той одежды, что на мне, и никуда не годного барахла в чемодане. Не было даже зубной щетки. По плану, который я тщательно разрабатывал в течение последних трех дней, я должен был как можно скорее обратиться к соответствующим властям за политическим убежищем. Возможно, «соответствующие власти» располагались в здании аэропорта, но этот вариант мне не нравился — ведь им было бы так легко просто посадить меня на ближайший самолет и отправить на Кубу, избавив себя от лишней бумажной работы.

К счастью, я выше ростом, чем мексиканцы. В противном случае я вряд ли увидел бы человека, стоявшего с книгой в руке позади наседавших таксистов. Он что, хотел продать ее? Но человек был одет в водительскую форму. Когда я остался практически в одиночестве в зале прилета, я приблизился к нему и взглянул на обложку. На ней крупными красными буквами было написано: «Instrucciones».

— Простите, это моя книга, — обратился я к шоферу.

— Значит, я жду вас. Машина за углом.

Он извинился и отошел позвонить. Потом он вернулся и взял мой чемодан. Я испугался. Моя рукопись!

— Кстати, поздравляю, — сказал он. — Не все были уверены, что вы справитесь.

Все казалось новым и фантастическим в тот первый день в чужой капиталистической стране. Машина была класса люкс, даже верхушка партийного руководства позавидовала бы такой. Когда я спросил, можно ли открыть окно и подышать свежим воздухом, шофер нажал на какую-то кнопочку, и из крошечных вентиляционных отверстий подул холодный ветерок. Воздухом Мехико лучше не дышать, сообщил он. Достаточно только посмотреть на серо-желтое облако над нами. Если считать вместе с пригородами, то это самый большой город в мире — двадцать миллионов жителей. По этим пригородам — серым, пыльным, убогим — мы ехали не меньше сорока минут. Как будто кто-то взял самые нищие кубинские деревни, положил их в копировальную машину и запустил ее в бешеном темпе, а результаты расположил вплотную друг к другу на бесконечной равнине. Значит, вот как живут мексиканцы? А потом мы увидели сам город и появились рекламные щиты: «Пейте пиво „Дос Экис“!», «Покупайте Volkswagen!», «Читайте „Кьен“ — все о телезвездах!», «Ешьте чипсы „Твист-Ит“ со вкусом сыра оаксака!» Сигналы другой цивилизации, расположенной в десятках световых лет от нас.

— Хотите холодного пива? — спросил шофер.

— А у вас есть «Дос Экис»?

Образцовый студент капитализма! У него было другое пиво, но все равно вкус его был сказочным.

Машина остановилась в фешенебельном районе Сона-Роса у гостиницы «Мария Кристина» с полом из полированного бежевого мрамора. Он был таким чистым, что с него можно было есть. Медь в холле была начищена до блеска — может быть, ее чистили сегодня! Меня встретили, как короля. И они были…

— Рауль?

Я не узнал его голоса. И лица не узнал. И он моего тоже. Мы встречались всего один раз, поздним вечером в Гаване восемь лет назад, и еще виделись недолго на следующий день. Если кому-нибудь понадобятся доказательства огромной силы печатного слова, то ими может служить наша встреча с Рубеном Элисондо, произошедшая при таких обстоятельствах.

После того как я оставил в номере свой чемодан — опять эта почти неприятная чистота, — он пригласил меня поужинать. Конечно, я сильно напился, да к тому же от обилия чужой острой еды у меня прихватило живот. Но в тот момент это не играло абсолютно никакой роли.