Феликс Кандель - Смерть геронтолога

Лёва встает со стула‚ запирает лавочку‚ решительно шагает через дорогу. Броня видит‚ как подходит автобус‚ и Лёва без труда восходит по его ступеням. Он давно уже никуда не отправлялся‚ а потому не знает‚ сколько стоит билет. Лёва садится у окна и едет в город. А точнее‚ через город. Автобус кружит в переплетениях домов‚ улицы являют себя‚ улицы в лицах‚ где пейсы треплются на ветру и звучит язык‚ сберегаемый от забвения‚ где обитают седобородые старцы с осанкой патриархов – реб Меир‚ реб Алтер‚ реб Хаскеле‚ неистовые юноши с глазами мудрецов – Зерахи и Гершоны‚ Азриэли и Аврумы‚ где вечно озабоченные‚ ремеслом добывающие пропитание Мойше дер бондар‚ Симхе дер шойхет‚ Берл дер шустер‚ их дети в неисчисляемом множестве‚ их жены в платьях до пят‚ с косынками на бритых головах‚ с разношенными от родов телами. Когда кажется‚ что автобус заплутал в ином веке и не выберется уже оттуда – кому на радость‚ а кому в огорчение‚ возникает центр города. Остановка. Затор у светофора. Лёва видит из окна автобуса‚ как шагает по тротуару Нюма Трахтенберг‚ который обходит стороной его лавочку‚ даже хлеб не покупает у него‚ даже газету‚ и Блюму это не нравится. Нюма останавливается возле банка‚ на стене которого разместилось заманчивое сооружение. Суёт карточку в прорезь‚ набирает заветный номер‚ а оттуда‚ из щели‚ выползают непомятые шелестящие купюры. "Невозможно поверить‚ – восторгается Нюма. – Раз – и деньги. Я к этому не привык. Мы к этому не привыкли: платят‚ а могли бы не заплатить!" Так и кажется‚ что вслед за деньгами высунется рука: пожать и облобызать. Хочется облобызать руку‚ а некому.

На шумном пятачке‚ полном людей и машин‚ горбится на стуле невидный мужчина с балалайкой‚ бывший затейник приморского дома отдыха – существо много осмеянное и мало изученное. На земле стоит коробка из-под обуви, в ней горстка монет‚ которые набросали благодарные слушатели‚ а может‚ балалаечник подсыпал для приманки.

– День добрый‚ – говорит Нюма‚ но тот не отвечает. Головы не воротит. За "день добрый" шубу не сошьёшь.

Нюма конфузится‚ кладет монету в коробку. Потоптавшись‚ добавляет другую. Балалаечник прикрывает глаза в знак благодарности‚ балалаечник-виртуоз‚ от музыки которого лезут на стены жильцы окрестных домов с раннего утра до поздней ночи. В балалаечника уже стреляли с балкона‚ кидали в него кирпичи‚ обливали мазутом из ведра‚ но это его место‚ здесь его заработок‚ и отсюда он уйдет только на пенсию‚ которая ему не положена. Или ногами вперед.

По теневой стороне улицы приближается Боря Кугель‚ создавая по пути "Энциклопедию человеческих возможностей". В настоящий момент Боря разрабатывает тему "Рука и ее применение"‚ прикидывая на ходу: "Просилка. За просилкой – умолялка. Возьмилка‚ взималка и получалка. Давалка‚ доставалка‚ укрывалка. Открывалка с отрывалкой. Снималка с надевалкой. Махалка. Козырялка. Возмущалка и проклиналка. Щупалка и щипалка. А также изумлялка‚ недоумевалка‚ поцелуепосылалка‚ одобрялка с отвергалкой‚ голосовалка и пригвождалка..." Боря поднимает руки для приветствия‚ изображая "обнималку"‚ – Нюма улыбается ему‚ балалаечник кивает‚ как старому знакомому: Кугеля знают все в этом городе‚ и Кугель знает всех.

– Мой папа‚ Соломон Кугель‚ держал в памяти песню‚ которая теперь позабыта. Он часто напевал ее‚ но я запомнил одну лишь строку: "Чего же ты мне пупсики крутил?.." Сыграйте‚ пожалуйста.

Балалаечник поднимает бровь‚ в сомнении перебирая струны. Балалаечник напрягает память затейника приморского дома отдыха‚ припоминает не к месту "Сочи‚ все дни и ночи..."‚ со стеснением принимается за спасительные "Бублички". Боря слушает внимательно‚ бурно вздыхает‚ делает жест рукой‚ который подпадает под категорию "разочаровалка":

– Не крутите мне пупсики...

У Бори сумка через плечо. В сумке термос. В термосе горячий чай.

– Главное – быть автономным‚ – говорит он. – Главнее главного.

Боря с Нюмой садятся на каменную ограду вокруг масличного дерева‚ пьют по очереди из крышки-стаканчика. Чай настоялся в термосе‚ сладкотерпкий чай‚ и это ублажает.

– Мы на лодочке катались‚ – мурлычет Боря‚ – Сырдарья‚ Амударья... Что вы решили‚ Нюма?

– Я решаю‚ – говорит Нюма со стеснением. – Всё еще решаю. До выводов далеко.

– Вы интеллигент‚ Трахтенберг‚ вам положено сомневаться. А что вас огорчает?

Нюма отвечает:

– Проклятие привыкания. Это меня не огорчает. Это меня убивает.