Юрий Красавин - Холопка

Однажды он толковал про Микеланджело и про его взаимоотношения с властями… про Лоренцо Великолепного, правителя блистательной Флоренции… Нет, такого разговора ей не потянуть: мало знает про Микеланджело… Еще Муравлик недавно толковал об американской музыке… Про Бенджамина Бриттена и Роберта Гершвина. Или, может, он и не Роберт, этот самый Гершвин? Может, он Бенджамин? Тут легко попасть впросак. Кто-то из них сочинил «Простую симфонию», которая очень нравится Вите. Но вот кто именно?

«Этак брякнешь: а нравится ли вам „Простая симфония“ Бриттена? А дворянин Сутолмин в ответ: холопка, симфонию эту написал Гершвин… Ну, и угодишь в лужу».

Тогда, может быть, поговорить о литературе? Тема, доступная даже тупице, у которой в аттестате по литературе стоит тройка.

«Что вы можете сказать о стихах Винченцо Филикайя, уважаемый Арсений Петрович?»

«Ничего, кроме того, что никогда о нем не слыхивал».

«А я могу вам почитать его стихи наизусть».

«Не может быть… Это какой-то малоизвестный стихотворец. Если ты, холопка, знаешь наизусть малоизвестных, твоя образованность меня потрясает».

И прочитать ему: «Италия, Италия! О, ты, кому судьба наследием несчастным…» Нет, лучше немного переиначить, как переиначивал Муравлик:

Раиска не запомнила бы этих стихов, но они в ее сознании каким-то образом обратились к ней самой: о, ты, кому судьба вручила дар роковой красоты!.. ах, если б не была ты так прекрасна!.. тогда б не трепетали перед тобой страстно.

А вдруг Сутолмин Арсений Петрович знает этого Винченцо, который к тому же еще и Филикайя? И скажет: там речь не о России, а об Италии! Тогда она его научит уму-разуму:

«Я вижу, вы в литературе не очень-то сведущи… Вы не знаете даже того, что всякое художественное произведение — это иносказание. То есть, один пишем, а два в уме. Говорится об Италии, верно, однако имеется в виду другое. Поднапрягите ваши мыслительные способности и прочитайте, что там, между строк. Любовь к родине, верно, однако и еще кое о чем…»

Не вытерпела, отправилась в Яменник, но не одна, а для отвода материных глаз вроде бы как Белку пошла попасти. А сама подгоняла корову, подгоняла — по канаве да к лесочку! А там легкий голубоватый дымок поднимался: хозяин на месте, хозяин дома.

Так оно и оказалось: Арсений Петрович, действительно, хлопотал возле костра, когда Раиска с коровой оказались в поле его зрения.

Нет, он не был раздосадован ее появлением, даже обрадовался:

— Ага, вот и парное молочко пришло своим ходом! Ну-ка, надои мне в этот котелок.

Между ними был опять пруд. И котелок над этим прудом описал дугу, шлепнулся как раз у ног Раиски.

— А обратно как? Тоже по воздуху?

— Можно пустить, как кораблик, по воде — не утонет.

Раиска засмеялась. После чего сказала, что корова не даст молока, если не угостить ее куском хлеба. Тогда горбушка черного проделала тот же путь, что и котелок. Раиска подозвала Белку, скормила ей хлебушек, присела доить и тотчас сообщила:

— Скоро в человеческом обществе произойдет мировая революция.

— Да ну! — удивился он. — Свят, свят, свят… избави нас, Господи.

— Напрасно вы так иронически… «Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые…» Имеется в виду: революция не общественно-политическая, не как наша Великая Октябрьская и не как Великая Французская, а в знаниях и в представлениях о мире, в зрелищах и развлечениях.

— Мы жаждем хлеба и зрелищ? — осведомился он.

— Мы жаждем знаний, — строго сказала Раиска. — Ныне мы стоим на пороге великого открытия: вот-вот изобретут такой прибор, который будет считывать генетическую память людей.

— Что это такое?

Он уже сидел в креслице своем и курил — дымок, как и в прошлый раз, плыл в сторону Раиски, ароматный такой дымок.

— У нас в генах память всех наших предков, — пояснила Раиска, — вплоть до тех, что жили еще в пещерах. То есть все, что они видели и слышали, что пережили, все это в закодированном виде на генетическом уровне передается из поколения в поколение, от отца к сыну, от деда к внуку, от прадедов к правнукам… Это есть и в вас, и во мне, но мы пока не можем воспользоваться, понимаете?

— Откуда тебе это известно, несчастная холопка? — грозно сказал он. — Кто внушил тебе эти глупые мысли?