Андрей Портнов - Автово

— Мама! — тихо сказал я. Это было единственное слово, которое я сейчас мог вспомнить. Зато через секунду в голову полезли десятки слов и выражений, не приводящихся здесь, главным образом, ввиду не особой их цензурности.

— Мне всё ясно, — мрачно изрёк я, — то, что покрасилось — это мои отросшие, натуральные волосы, а всё остальное — это чёртова чёрная краска, которую, скорее всего, уже никакими силами не смыть.

— А ты теперь так ходить будешь? — спокойно поинтересовался Рудик. — Новый прикид, да?

— Что? — вскипел я. — Какой прикид? Завтра купишь мне ещё один «Blondex», я в таком виде из комнаты не выйду!

— Хорошо, — всё также меланхолично ответил Рудик, зная, что в такие минуты со мной лучше не спорить. — Куплю…

Перебирая ногами, с нетерпением дождался я следующего утра. Со злостью смотря на свои волосы в зеркало, я намазал их очередной порцией блевотины. На этот раз результат, несомненно, был. Невероятно ярко-красные волосы с желтизной в корнях, наверняка, со стороны смотрелись возбуждающе, причём возбудиться должно было всё и вся. Представленная картина моего выхода за пределы общаги в таком виде и разбегающихся от меня возбуждённых прохожих заставляла задуматься о деградации моей личности и о жизни вообще.

— А довольно неплохо получилось, — сказал Рудик, внимательно осмотрев меня, — вылитый мальчик-тюльпанчик.

— Идиот! Мне нужна ещё краска. Как я теперь по общаге ходить буду? А? А в профилакторий?

Взбешенный, я попросил позвать Ларису. Той не оказалось, зато заботливый Рудик привел Галю. Одного моего взгляда было достаточно, чтобы Галя согласилась на любую мою просьбу. Через несколько минут она принесла мне ещё один осветлитель.

Выгнав всех посторонних из комнаты, я начал всё заново. Настроение было испорчено, внутри всё клокотало, вдобавок ко всему кожу головы в нескольких местах пронзила невыносимо-жгучая боль. Это могло означать только одно!

— Всё, п….ц, испортил волосы, сжёг, — ругнулся я про себя.

Действительно, такая продолжительная нагрузка на волосы гидроперитом не могла не сказаться.

Но в данный момент я бы предпочёл сгореть весь, чем ходить с разноцветными волосиками…

Смотря в очередной раз в зеркало, я удивлялся, почему ещё я не передушил всех в этой комнате.

— Ой, трёхцветный! — радовался как ребёнок в цирке Рудик, вылупясь на меня и отойдя на всякий случай подальше.

На сей раз волосы выкинули следующий номер: у самых корней — ослепительно белые, в середине — светло-рыжие, а по концам — опять-таки огненно-красные.

Заревев как бык, я бросил всё к чёртовой матери и рухнул на кровать. Через минуту наверху у меня красовался потрясающий тюрбан из полотенца. В таком виде я и делал вылазки в туалет, крадясь по стенкам и пугая Лопатоубийцу. Из профилактория с утра еду попеременно таскали мне Владик и Рудик. К вечеру в 215-ую подкатывал народ и как бы случайно пытался сорвать с меня интригующий тюрбан. Однако, в этот вечер моя реакция была на редкость потрясающей: стоило кому-нибудь пошевелить пальцем в мою сторону, я тут же оказывался в самом дальнем углу своей кровати и огрызался на всех с самым настоящим оскалом.

На следующее утро мне снова удалось уломать Галю на краску.

Держа проклятый «Blondex» в руках уже четвёртый раз, я думал о нескольких вещах сразу:

— во-первых: мерзкая, гадкая, подлая чёрная краска оказалась, действительно, стойкой (даже чересчур), и я со всей ответственностью мог теперь рекомендовать фирму «Реситаль Перфоманс» всем идиотам, желающим окраситься посмертно;

— во-вторых: меня не покидала робкая надежда (в душе я всегда был оптимистом), что на этот раз волосы, действительно, осветляться, и я смогу, наконец-то, стать пепельно-серым — такую краску купил я на этот раз;

— ну, и, в-третьих: если и на этот раз ничего не получиться, то покрашусь как есть — ни о каких отстриганиях красных концов не могло быть и речи, поскольку на этот момент отращивание волос было для меня превыше всего…

И вот опять я перед зеркалом. На этот раз голову щипало ещё хлеще, так, что даже на глазах от боли выступали слезы. Но не это было самым страшным. Самым страшным оказалось то, что красные концы остались, правда, теперь они были поменьше и находились где-то на последнем сантиметре каждой волосинки. Всё остальное было жёлтым.

Вытерев голову полотенцем, я стоял с нерасчесанными патлами — жёлтый в окружении красного ореола, как вошёл Владик.

— Солнышко! — услышал я его восклицание. — Солнышко, солнышко, у нас теперь есть своё собственное солнышко!