Андрей Портнов - Автово

— Ну, и что теперь? — сурово спросил меня Марат.

— Встанем около вагона! — решил я.

Внезапно откуда-то подкатила электричка, и толпа саратовских аборигенов с баулами и тележками прошлёпали мимо нас, отодвигая в сторону фотографа — Чеченева.

— Я вас в кадр одних поймать не могу, — ревел он нам, — тут только чужие рожи шныряют туда-сюда. Снимать?

— Не-ет! — заорал я. — Пошли в вагон.

Через несколько секунд, толкая друг друга, мы высунулись из окна вагона.

— Ну, как? — спросил я стоящего на перроне Чеченева.

— Очень даже мило, — ответил он, решив поскорей от меня отделаться, и нажал кнопку.

— Вот и всё, пока все свободны, — повернулся я к Лёше и Марату, — можете идти к себе.

— И из-за этого ты поднял нас в такую рань? — разозлился Марат.

— «Саратов! Саратов!» — передразнил он меня. — Тьфу!

Фотографий в поезде у меня отродясь не было, и поэтому я решил потратить на него всю плёнку.

Народ сначала фотографировался с улыбкой, потом с ухмылкой, потом с некоторой настороженностью, потом с отчаянием, а под конец поездки с криками: «Опять Рыжий с фотоаппаратом идёт!» разбегались по своим купе и запирались изнутри…

— Пора есть фаршированную курицу! — заголосил Чеченев где-то после обеда.

Ответа не последовало. Лариса с Васильевым, лёжа не одной полке, тёрлись и обтирались друг о друга, я же, передёргиваясь от этого зрелища, решил вернуть Султану фотоаппарат.

Вернувшись через несколько минут, я залез на свою верхнюю полку, но тут же знакомые до боли слова заставили меня посмотреть вниз.

— Кто хочет фаршированную курицу?

Чеченев, глотая слюни, вытирал полотенцем мокрый лоб и смотрел на нас всех одновременно.

— А разве она ещё не стухла? — в надежде вяло поинтересовался я.

Чеченев мгновенно переменился в лице и уткнулся носом в полуразложившуюся на вид курицу.

— Не-а! — радостно произнёс он через некоторое время. — Но скоро запросто стухнет! Давайте её есть!

— Знаешь, Андрюха, что-то не хочется, — послышался голос Ларисы, которая, переплетая свои ноги с Васильевскими, составляла из них замысловатые узоры.

Васильев, задыхаясь под тяжестью Ларисиного тела, в данный момент ответить не мог.

— Серёжа, ты будешь кушать? — спросила Лариса, пытаясь втиснуть свою ножку между плотно сжатых коленей Васильева. Тот, сильно тужась, только отрицательно покачал головой.

— Да съешь ты её, наконец, сам! — сказал я. — Вообще, не понимаю, чего ты ждёшь? Это же твоя курица!

— Моя. Но я один есть не хочу.

— Тьфу ты, вот проблема! Зайди в самое последнее купе — прямо перед сортиром — там есть один мальчик Лёша. Подойди к нему и поделись своей проблемой. Я думаю, он поймёт и поможет.

Послушав моего совета, Чеченев вышел из купе. Послышался странный звук — это Лариса прорвала Васильевское препятствие и теперь наслаждалась жизнью.

— Курицу? — послышалось в коридоре. — Съедим! Поможем! Где она?

Дверь отодвинулась, и к нам вошёл Лёша. За ним улыбающийся и счастливый показался Чеченев.

Как оголодавшие гиены набросились они на несчастную курицу, от которой вскоре не осталось и следа. К счастью я успел запечатлеть столь волнующий момент на плёнку — благо фотоаппарат всегда был у меня под рукой…

Татары и Лёша в расплавленном состоянии тряслись в своём купе. И если до Мичуринска к ним ещё доходили определённые потоки воздуха, то после него, когда поезд поменял направление, и их купе оказалось по ходу поезда первым в вагоне, о свежем притоке воздуха и говорить было нельзя. Единственное, что теперь до них доносилось — ароматы расположенного впереди сортира. В качестве дополнительного развлечения пассажиров окна в купе не открывались, в результате чего в татаро-лёхском купе создались на редкость комфортабельные условия. Теперь повесить у них в воздухе топор, было раз плюнуть. Ну, а счастливый Марат, лежавший на верхней полке, куда поднимался весь тёплый воздух, был просто в экстазе. Вздохнуть свободно все смогли только утром последнего дня нашего увлекательного путешествия, когда на горизонте показалась Тверь.

Я сменил свой репертуар и теперь бегал по коридору вагона в шесть утра с новым хитом «Тверь! Тверь!».

Из своих купе показались Чеченев, Лёша и Марат и, ничего не говоря, пошли на улицу. Я последовал за ними.

Должно быть очень живописно смотрелись мы в своих шортах на фоне одетых в осенние куртки тверчан, которые чуть не вывернули головы, пялясь на нас ещё издалека.