Валерия Перуанская - Зимние каникулы

С мужем обращается довольно бесцеремонно:

– И ты, Женька, не мудри с другой больницей. Чем здесь плохо? Всего четыре человека. А врачи всюду одинаковые, никогда не угадаешь, где больше повезет... О ГДР забудь, какая еще ГДР теперь? Уйми гордыню... Пока Томка в больнице, как-нибудь перебьемся, а дома нужно найти человека.

– Где его найдешь, человека? – слабо отбивает Галя напор материной подруги. – Вам, тетя Ксана, легко говорить.

– А вы с отцом денег не жалейте, тогда найдете.

– Кто жалеет? – обижается Галя.

– Знаю я вас!

Больная выражает протест, подруга его не принимает.

– Твой Евгений Степанович, – говорит так, будто Евгения Степановича здесь нет и вообще начихала она, слышит он или не слышит, – копеечку-то бережет... Окна помыть из «Зари» никогда не вызовет, ты всегда моешь!..

– При чем тут я? – гневается Евгений Степанович. – Она сама никогда не хотела. Не так ей «Заря» помоет.

– Так знала же, что тебе деньги нужны то на машину, то на чехлы на машину, то на гараж, то на еще что-то. Видно, у них такой сложившийся стиль отношений – подруге разрешено говорить все, что она о них думает, и приходится терпеть: часто ли подруги детства до седых волос рядом? Их, как отца с матерью, уже не выбирают. И шестое чувство срабатывает: ничего важней в таком положении нет, чем бескорыстная дружба, пусть она, дружба, и говорит прокуренным басом неприятные (и несправедливые!) вещи.

– Я спирт достала. Во-первых, для гигиены, во-вторых, чтобы не было пролежней. – Вынимается стограммовая бутылочка. – Слышишь, Галя? Каждый день матери кожу протирай. Для волос купи специальную жидкость, «Биокрин» называется... Ладно, сама куплю, принесу, а ты ватку смочи, сквозь зубья расчески, вот так (показывает) пропусти... – Объясняет ближайшей соседке, Алевтине Васильевне: – У меня с отцом была такая же история, я все это проходила. Между прочим, поставила на ноги. Хотя целый год не работала, все накопления спустили.

– Я же не могу не работать. Или ты считаешь – могу? – Евгений Степанович скашивает в ее сторону глаза.

Она прочно сидит в изножье кровати, чувствует себя совершенно непосредственно.

– Не можешь, правильно. А создать условия обязан. Не рассчитывая на государство.

Муж обреченно вздыхает. Она же пошумит, она же первая выручит, ее и звать на помощь не надо, сама прибежит.

– Белье пора сменить. – Ксения Владимировна отправляется искать санитарку.

Чудом раздобыла чистое белье (кастелянша давно свои часы отработала), ловко переворачивая больную, перестелила постель, надела чистую «распашонку», уложила, расчесала волосы. Полюбовалась делом рук своих:

– Совсем другой коленкор.

Походка у нее, как и голос, мужеподобная, ступни ставит параллельно и сильно расставив, движется, словно танк, идущий на таран; на щеке проросла сивой шерсткой большая родинка; выглядит лет на пять старше сверстницы.

И при всем при том располагает к себе необычайно.

– ...Крем для лица надо принести. Больная не больная – запускать нельзя. – Что-то прикинула, подсчитала, решила: – Могу приходить в субботу и в воскресенье. В середине недели – в среду, в среду у меня библиотечный день. Ты, Галина, с утра, а я во второй половине. Семейство мое обойдется с ужином, не маленькие. И отца не забрасывай смотри. Чтоб каждый день была горячая еда, честь по чести. Воскресенье я целиком возьму на себя, а ты занимайся домом. Галя недовольно тянет носом, что не остается незамеченным.

– И не спорь. Нет худа без добра, хоть чему-нибудь научишься, пока мать болеет. Кроме яичницы-болтуньи и молочного супа. А то замуж выйдешь, кто за тебя будет?

– Муж, – Галя сидит нога на ногу, покачивает носком сапожка. Дразнит. Пусть пошумит, жалко, что ли?

– Мужики терпеть не могут брать на себя бабские дела, учти. Ладно, пошли. – Встала, повернулась к Майе: – Я тебе свой домашний и рабочий телефон оставлю, звони в случае чего.

При ней Майя принесла и поставила на тумбочку Тамары Георгиевны яблочный сок, вот она без труда и сообразила, на кого здесь лучше всего опереться.

Протянула Майе бумажку с номерами телефонов, вернулась к своей подружке, крепко, от души ее расцеловала:

– Не унывай, Томка! Вытащим мы тебя, верь моему слову. Слово ты мое знаешь.

На ходу вынула из сумки пачку «Беломора», зажала негорящую папиросу в зубах – не терпится закурить, вместе с дымом выпустить стесненные чувства. Спина прямая, полная грудь вперед – генерал в юбке, оказавшийся лицом к лицу с решающим сражением. Муж и Галя покорно следуют в арьергарде. Солдатами-новобранцами.