Валерия Перуанская - Зимние каникулы

– Что-нибудь надо для нее купить, принести?

– Чернослив и свеклу доктор велел, – опередила ответ Майя. – Желудок не работает.

– Да, да, ясно, я сейчас запишу...

– Честь имею, – церемонно произнес простейший и добрейший из всех завов на свете Михаил Борисович. – Если что-нибудь понадобится, я к вашим услугам. – Разве только под козырек не взял. За его отсутствием. И вышел из палаты.

Этот тон заметно задел мужа, поубавил гонора, к Майе и Алевтине Васильевне муж обратился почти смиренно:

– Дочь, разумеется, будет ходить. И я, конечно, пока не уеду. – Спустился к ним со своего Монблана или Казбека. – Но когда нас не будет, очень прошу... Войдите в мое положение.

– Вошли, вошли, не волнуйтесь... – И вообразить Майя не могла, что Алевтина Васильевна способна высказать к кому-нибудь такое недружелюбие.

Но он и тому рад, что похуже в ответ не получил. Склонился к жене:

– Завтра приду. И непременно постараюсь тебя отсюда перевести.

Что-то оскорбительное, бестактное – не для себя одной, а для всех, кто в этой больнице, – уловила в его подчеркивании насчет другой больницы Майя: вы как хотите, а мы не вашего поля ягода, мы получше заслужили.

Может, и заслужили, хотя Майе кажется, что перед болезнью-то уж точно все люди должны быть равны. И если никак он не может не задирать нос, задирал бы по другому поводу.

Больница, кстати, клиническая, знаменита не только в Москве своими специалистами. А старые стены переделать, известно, трудней, чем построить заново. Майе хочется вступиться за ее честь, да что с ним говорить?! Любопытно бы все-таки узнать, в какую страну муж едет в командировку? «Барахла своей ненаглядной Галечке навезет!..» – позавидовала Майя. И сама устыдилась: чего оно стоит рядом с таким несчастьем? Ни заграница, ни барахло ничего не стоят. Хотя и очень они оба, отец и дочка, хотят перешагнуть через беду с наименьшими для себя потерями.

На прощанье муж поцеловал Тамару Георгиевну – прикоснулся губами к ее волосам. Со стороны поглядеть – дальняя она ему родственница. И вышел.

Тамара Георгиевна лежала все так же, не шевелясь. Будто и не заметила, что он ушел.

– Если подумать, – сказала, поразмыслив, Майя, – то что им делать? Ему и Гале? Не бросать же работу?

Алевтина Васильевна молчала, и Майя еще немного подумала.

– Я бы студентов заставила выхаживать таких больных. Из мединститутов и медучилищ, – нашла она выход. – Их же не знаю сколько!.. А то поглядите: приходят сюда девчонки из училища. Зачем? На практику. В чем практика? Градусники вместо сестры раздать и собрать. Лекарства разнести – и еще проверяй за ними, чтобы не напутали. Это – практика?! – Идея Майю захватила. – Нет, ты судна потаскай, клизму сумей поставить, о санитарии и гигиене позаботься. Проверь себя – важно тебе или наплевать на больного, на его самочувствие? Ты его капризы потерпи!.. Я бы каждого учащегося, студента прикрепляла на практику к палатам. Тогда будет настоящая практика. Не для «галочки». И никаких проблем с нехваткой младшего медперсонала. – Майя заблестевшими глазами уставилась на Алевтину Васильевну.

– В министры бы тебя.

– Простые, кажется, вещи... – не могла остановиться Майя. – Неужели тем, кто медициной руководит, меньше видно, чем мне, например? Может, конечно, им что-то и больше видно, согласна, но о чем-то явно подумать лень!

– О том, как бы выручить... их? – неопределенный кивок в пространство обозначил мужа и Галю.

– При чем тут они? Во-первых, не их, а Тамару Георгиевну. И таких, у кого даже плохих родственников нет... Правда, противный этот муж? Надо же, такой красивый...

– «А заглянешь в душу – крокодил», Антон Павлович Чехов, – посмеялась над Майей Алевтина Васильевна, но Майя не обиделась.

...Варвара Фоминична спала. Приняла какие-то таблетки, чтобы меньше времени осталось гадать о своей судьбе. Чтобы легче дожить до среды. Перед тем ходила к автомату, звонила на работу Василь Васильевичу. «Велела ему не приезжать, – доложила она в палате. – Еле уговорила. – И объяснила: – Не могу я сегодня с ним еще разговаривать».

Тамара Георгиевна тоже лежала с закрытыми глазами. По тому, как время от времени беспокойно шевелилась, было ясно, что не спит. Думает.

Ветер за окном стих. Небо поднялось и посветлело. Майя пошла выключить свет.

Тамара Георгиевна думает?.. Раз все понимает, значит, и думать может? Но ведь она забыла слова. Как же она думает без слов?.. Интересная загадка.

Василь Васильевич сидит на стуле около жены и пытается, в свою очередь, осознать создавшееся положение. На консультацию к нейрохирургам по пустякам не возят. Как ни далек он от медицины, понимает и то, что затемнение, запечатленное рентгеном на снимке, доброе вряд ли сулит.