Валерия Перуанская - Зимние каникулы

Никто его не прогонял, не ругал за то, что нарушает порядок. Как ни тщательно, казалось бы, соблюдается врачебная тайна, все равно каким-то непостижимым образом очень быстро становится широко известно, у кого Дело плохо. Врачи, сестры (Лариса и та), няньки проходили мимо Василь Васильевича не глядя, но уважительно, стараясь не задеть ненароком, не побеспокоить. Так люди проходят мимо чужой свежей могилы (разве что самым грубым сердцам она ничего – ни о чем – не говорит) : почтительностью к посторонней беде задабривая собственную звезду.

Алевтина Васильевна, вернувшись с процедуры, лежала с книжкой в руке, но читать не могла. То и дело опускала руку вместе с книгой на кровать.

– Никак не сосредоточусь, – призналась Майе.

Майя, чтобы убить время, пошла звонить матери. Сегодня Анна Давыдовна наконец сказала: «Не обещаю, но, возможно, в пятницу тебя выпишем». Надо порадовать родителей. Мать, разумеется, на седьмом небе, только не понимает: «Почему в пятницу? А не завтра?..»

В палате Майя прибрала на своей тумбочке. Тамара Георгиевна на сегодня забот не требовала. Приходила Галя. Потолкалась почти что без дела, если не считать, что сунула Полине три рубля: «Очень прошу вас, позаботьтесь о маме». Полина три рубля взяла, как если бы это была ее законная премия за самоотверженную работу, но приличия ради оговорила: «Мы обо всех заботимся, нам без разницы». «Спасибо» не сказала, чтобы не подумали, что очень ей эти три рубля нужны. Остатки совести у нее все-таки обнаружились: исправно подкладывала под больную и выносила судно. А сверх того за те же три рубля повесила в изголовье кровати байковое одеяло, чтобы Тамара Георгиевна не простыла: когда ветер западный, в окно задувает, не спасает и то, что щели в рамах заклеены бумагой.

Следы совести у Полины есть, и все же до чего мерзко – пользоваться чужой бедой для собственного обогащения!.. Майя таких бы и близко к больным не подпускала! Зарплата у этой Полины; пенсия сохраняется в полном размере; за подмены-замены получает, все ей мало. Если уж такая жадная, шла бы лучше пивом торговать. Говорят, на этом пиве не одна дача построена, не одна машина в каменном гараже стоит.

Майя поделилась своими соображениями с Алевтиной Васильевной.

– Чудачка, – посмеялась та. – Пивом торговать устроиться потрудней, чем в институт поступить.

– Скажете, – не поверила Майя.

Перед самым обедом пришел на смену Гале муж – Евгений Степанович. Вежливо поздоровался. Положил на стол баночку черной икры – не упрекнет его настырная подруга, что для жены чего-нибудь жалеет.

– Опять нет твоего лечащего врача! Интересно, бывает эта дама когда-нибудь на месте?

Вопрос был обращен в пространство. Риторический вопрос. Но Алевтина Васильевна нашла нужным на него ответить:

– Она повезла больную на консультацию.

– То у нее конференция, то консультация, а между тем черным по белому написано, что с тринадцати должны давать справки.

Он был раздражен, зол на нелепые обстоятельства, которые смешали его планы, создали утомительные заботы, заставили заниматься тем, чем заниматься ему не просто трудно, как для любого на его месте, но неприятно, обременительно.

Да он просто не любит жену! – осенило Майю. Знал он сам об этом раньше или сейчас только выявилось? Когда все благополучно, беззаботно, а вокруг него прыгали, создавали уют, приспосабливались, на всем экономили, лишь бы не было отказа в его потребностях, могло ведь показаться, что любит?..

А она знала, что он не любит!.. Оттого в ее глазах – и сейчас снова – то же выражение вины перед ним, неуверенности, что нужна она ему, такая. Страдание уже не от самой болезни, а оттого, что из-за этой болезни ему, любимому и нелюбящему, хлопоты, неудобства, осложнения... Порядочный человек не бросит парализованную жену на произвол судьбы, в дом инвалидов не отдаст – стыдно, да и подруга не позволит, – а будет для него Тамара Георгиевна отныне тяжкий крест. Теперь ему не жизнь ее нужна, а смерть. Чтобы освободиться и сохранить лицо. Хотя вряд ли себе решится признаться. Или далеко запрячет, в не доступном никому тайнике души.

А можно винить его, что любви недостало?..

Страшно как. Майя поежилась. И чтобы не смотреть на мужа, не видеть его – виноват он или не виноват, – вышла в коридор, подсела к Василь Васильевичу.

...Все, что может пожелать женщина, у Тамары Георгиевны было. Если смотреть с внешней стороны, как чаще всего смотрят. Не только на других, на себя тоже. Преуспел там или не преуспел, достиг, не достиг, красиво живешь или так себе... А оказывается, про главное забывают. Оказывается, не было у Тамары Георгиевны главного. У пожилой, совсем обыкновенной, взгляда остановить не на чем Варвары Фоминичны было, и есть, и будет (пока жива и когда умрет!), а у красивой, талантливой Тамары Георгиевны – нет... Все пустое, что – напоказ. Подделка, как бы ни сверкало.