Николай Двойник - Повесть об одиноком велосипедисте

Самое главное – они не дали мне надежды стать когда-нибудь иным, чем они.

Они учили тому, что умели сами, они внушали мне ту мудрость, которая позволяла им жить так, как они жили… И, может быть, в душе они хотели мне иной доли, но готовили повторить свой путь.

И странно, как этот роман уместился в несколько осенних встреч, собственно, ничего и не значивших, особенно для нее. Мне ведь очень везет, и я всегда влюбляюсь в кого-нибудь не того. Впрочем, и не жаль, для прощания с Москвой нельзя было придумать ничего лучше. Теперь Москва тяготила, и из нее хотелось скорее уехать.

Понедельник. Я ехал в контору, часам к двенадцати. Все как обычно. Маршрут из четырех мест. Солнечно, но с тучками. Градусов четырнадцать. Еду мимо остановки и вижу Машу – то есть, конечно, я понимаю сразу, что не Машу, потому что таких совпадений не бывает, чтобы Маша садилась в автобус на остановке рядом с моим домом. Но она так похожа на Машу – высокая, тонкая, с крупными чертами лица и легкими каштановыми волосами ниже плеч, что я еду за автобусом. Она выходит у метро, я соскакиваю с велосипеда, оставляю его в вестибюле станции, быстро захватив замком колесо, раму и металлическое ограждение, покупаю билет и бегу вниз по эскалатору.

Это не Маша, понимаю, встав на две ступеньки выше нее, а затем пройдя мимо и обернувшись. Спустившись, надо ехать обратно вверх, но я жду, когда она спустится, и подхожу.

– Прошу прощения, – я не знаю, что сказать, – я сейчас ехал с вами… в автобусе и меня мучили сомнения – вас зовут не Маша?

– Нет, не Маша, – смеется она. Но смеется не мне, а еще кому-то, будто присутствующему тут.

– Извините, – говорю я и отхожу к платформе, а она идет дальше к середине зала.

«Тут жила Маша», – понимаю я вдруг, глядя на выросший за углом дом. Ошибиться я не могу, хотя всего раз проводил ее. Маша, Маша… Глупо было ждать тебя тут, но ведь бывают всякие вещи… Никого нет. И уже половина седьмого. Темно.

Я пошел в метро и проехал свою станцию. Такие вещи меня беспокоят – рассеянным быть нельзя. Все это – Маша, рассеянность, неожиданные деньги – говорит, что что-то надо делать. Только не знаешь что. И нет настроения. И потому как-то вяло и сказал, повернув в толпе у эскалатора голову влево и увидев вчерашнюю не-Машу:

– Добрый вечер.

Она узнала и удивилась.

– Может быть, познакомимся?

– Давай, – улыбнулась она. Машиной улыбкой.

Пока ехали вверх, узнал, что она учится в педагогическом французскому языку. Я сказал, что учился на прикладной математике и статистике, люблю читать исторические книги и слушать рок-н-ролл. После общения в интернете анкетные данные придумываются просто.

Она живет на следующей остановке. Мы вышли из автобуса и бодро шли вверх к дому, где жил Коля Антонов, и болтали. Без умолку, узнавая с полуслова друг в друге знакомое, будто в шпионском фильме складывали из двух половинок разорванную купюру. И с каждой секундой неровные края совпадали все больше.

2-й подъезд.

Тут остановились.

– Оставишь свои координаты?

Становится холодно, я поднимаю воротник и прибавляю скорость. Хороший асфальт позволяет держать 30 км/ч. Сперва я держу этот ритм с трудом, но холод подгоняет, и постепенно я перестаю чувствовать усталость, ноги работают сами.

Я достигаю свободы, полной свободы от работ, подруг, друзей; в моей жизни нет иной привязанности, кроме велосипеда. Из того, что есть в настоящий момент, мне ничего не жаль. Есть еще родители, но привязанности к ним никто никогда не замечает. Мои мысли не очень веселые, но ничего другого я сейчас не хочу, эти мысли хорошо подходят осени.

Мои ноги работают, как стальные поршни, не зная усталости, переборов ее, оставив в прошлом, и я знаю, что так можно ехать всю ночь, не снижая скорости, не чувствуя потребности в еде, отдыхе. Левая, правая, левая, правая, левая, правая – бесконечный ритм, держащийся сам на себе и не нуждающийся ни в чем другом. Я сейчас в наилучшей за все время форме и лучше уже не будет – впереди зима. Я могу проехать, сколько хочу, я могу ехать, сколько хочу, я могу…

– Оставишь свои координаты?

Я достал ручку и 10 рублей, и она продиктовала телефон. Сейчас многие пишут на десятирублевках, все равно много на них не купишь.

– Извини, я только не расслышал твоего имени.