Александр Этман - На седьмой день - рассказы

Беженцы из СССР отчетливо осознавали, что в отличие от тех же древних германов, в их распоряжении веков нет. Попытки продолжать общение на русском языке предпринимались, но не вызывали у окружающих никакого отклика. Америка категорически не понимала языка Достоевского и Чехова. Оставалось одно – учить язык Шекспира и Бернса, к чему нас, собственно, заранее и призывали умные люди.

И мы учили. И кое-как выучили. Во всяком случае, греки нас понимают. Бывают, конечно, и внезапные языковые отказы. Например, я путаюсь, когда нервничаю. Могу такого наговорить... Но греки понимают... Поляки понимают... Мексиканцы... А больше тут никого и нет, собственно.

Не скажу, что теперь мы с английским близкие родственники, но не чужие друг другу, это точно. И я даже могу кому-нибудь помочь объясниться. Меня как-то в суд просили прийти переводить. Я перевел так, как считал нужным, и человека оправдали. Этот эпизод, кстати, у меня каким-то удивительным образом увел Стивен Спилберг и использовал его в фильме «Терминал».

Ну ладно... Не о том речь... Гуляю я давеча по магазину «Wallgreen». Жду, пока фотографии напечатаются. И тут слышу нашего человека. Хотя речь английская, но в том, что человек – наш, нет никаких сомнений! Ну, вы знаете – «Сэр, мэй ай аск ю э квэшн?» и все такое...

Смотрю – а это дедушка, одетый, несмотря на жару, в такие характерные для бывших высокопоставленных инженеров шерстяные брюки югославского производства, хватает за фартук служащего и о чем-то спрашивает. Причем по глазам служащего видно, что он сильно напуган. Потому что дедушка говорит громко и наседает на служащего достаточно агрессивно, словно хочет втиснуться в переполненный автобус.

Я подхожу и говорю по-русски:

– Извините, если нужно помочь перевести – я помогу и переведу.

Дедушка окидывает меня презрительным взглядом и величественным мановением руки показывает, что в моих переводческих услугах не нуждается. И говорит:

– Соу, вер из кэндл?

Сотрудник магазина, пятясь, спрашивает:

– What kind of candle do you need?

Дедушка опять же очень громко повторяет слово «кэндл» и, улыбаясь, подмигивает сотруднику. Я вам скажу, это действительно довольно страшно, когда чей-то дедушка хочет «кэндл», прижимает тебя к полкам и при этом улыбается и подмигивает. Во всяком случае, сотрудник совершенно теряется и зовет на помощь. Тут дедушка уже менее величественным жестом просит меня все же подойти. Я подхожу, но одновременно со мной приходит какая-то тетка, рангом, очевидно, повыше.

– Ну что, – говорит, – Игнасио, тут у вас происходит?

Игнасио говорит:

– Вот этот джентльмен, кажется, хочет кэндл. Но он очень странно себя ведет...

Тетка говорит:

– Что значит странно? Чего вы хотите? Кэндл?

Дедушка радуется и говорит:

– Ага! Кэндл!

– Что за проблемы? – говорит тетка и ведет нас к полке в другой магазинной аллейке, буквально заставленной разными свечами. – Вот, – говорит, – тут у нас кэндлз.

Дедушка обижается и снова начинает кричать:

– Ноу, – кричит. – Дис из нот май кэндл!

– О’кей, – терпеливо говорит тетка. – Уот кайнд оф кэндл до ю нид?

И хватает с полки свечу зеленого цвета.

– Ноу, – упрямится дедушка.

Тетка говорит:

– Ага! Кажется, я знаю, чего он хочет.

И достает свечу багрового цвета диаметром в дюйма четыре и говорит:

– Крэнберри кэндл.

Дедушка говорит:

– Ноу... Лет ми эксплейн то ю, мэм! Май вайф хэз геморрой!

– Уот? – спрашивает тетка.

– Геморрой, – говорит. – Энд бекоз я хаве ту хэв кэндлз.

Тетка говорит:

– Я ничего не понимаю. Игнасио, ты понимаешь?

Игнасио отрицательно мотает головой.

Тогда она обращается ко мне:

– А вы понимаете?

И я понимаю, что отлично понимаю, что имеет в виду грубый дедушка, но при этом понимаю также, что из моего великого и могучего запаса английского языка подлейшим образом – вот буквально только что – исчезло туземное название геморроидальных свечей.

Я говорю:

– Дедушка, я забыл это слово. Вы знаете, вы им попу покажите, они догадаются.

Он говорит:

– Да я уже показывал вот этому придурку. Он вызвал вот эту дуру... Ну, ладно, – говорит, – попробую...

– Мэм, – говорит, – ай нид кэндлс фор эсс.

И показывает, значит. Причем для пущей, видно, убедительности указывает не только на свою попу, но и на теткину.

Ну конечно, тетка в крик, и все такое.

Только до полиции дело не дошло. Я слово вспомнил. Посмеялись да и разошлись...