Александр Этман - На седьмой день - рассказы

Однажды к муравейнику подошли трое местных пацанов. В руках у одного из них был спичечный коробок. Пацаны посмотрели на читающего газету дедушку, а на мальчика даже внимания не обратили. Потом тот, что держал спичечный коробок, поджег его и бросил в муравейник. Мальчик закричал, схватил дедушкину палку и рванулся к муравейнику. Пацаны отбежали, а мальчик так ударил несколько раз палкой по дереву, что палка сломалась. Они издали кричали какие-то обидные, несущественные гадости, а мальчик выгреб горящий коробок из муравейника и с ужасом убедился, какой страшный урон понесли муравьи в результате этой внезапно разорвавшейся бомбы.

«Ну почему, зачем они решили построить себе дом прямо у тропинки?» – думал он по пути домой, стараясь попасть в ногу с дедушкой, чтобы ему было удобно опираться на мальчика. «И как вообще у них это бывает? По идее, самый главный муравей должен долго ходить по лесу, пока он не найдет укромное местечко. Значит, – думал мальчик, – у этого племени муравьев очень глупый вождь. А сами они приказов не обсуждают и делают, что велят».

Совсем как еще недавно делал мальчик. Пока не понял, что большие и маленькие вожди – ну, например, родители, – очень часто сами не знают, как жить.

А наутро в муравейнике все уже было хорошо. Муравьи страшно суетились и снова натыкались друг на друга. Жертвы террористического акта были забыты в одночасье. Наверное, так приказал самый главный муравей.

Даже сегодня, под дождем, муравейник жил своей жизнью. Быть может, и не такой кипучей, как обычно, но все-таки жил.

– Они работают без выходных и в любую погоду, – сказал мальчик.

Мама не ответила. Наверное, думал мальчик, она размышляла о том, как удивительно быстро превратился ее маленький мальчик в большого. Так быстро, что она и не заметила. Он сам включает и выключает газ, готовит дедушке ужин и приносит ему его любимую минеральную воду «Джермук». А скоро 1 сентября, и ему идти во второй класс, и еще нужно купить школьную форму и новый ранец, потому что дедушкин друг дядя Маркус прожег старый папиросой. И наверное, она думает, что в ближайшую субботу нужно пойти на школьный базар и купить все, что необходимо. Конечно, маме сейчас нелегко: все плохое свалилось на нее одновременно. Нельзя на нее обижаться, а надо помочь. Как помочь маме, мальчик точно не знал, но знал, что поможет. Что мама может на него рассчитывать. Главное, чтобы они чаще виделись и чтобы она перестала писать неправду на газетных обрывках. А с папой нужно поговорить. Он мужчина, поймет обязательно...

Они поднялись на последний перед станцией пригорок, и мама вдруг горько усмехнулась.

– Что, мы опоздали и на следующую электричку?

– Ты меня любишь? – вдруг спросила мама.

– Люблю, – сказал мальчик то, что думал.

– И я тебя люблю очень-очень! Беги домой, не то еще простудишься. Я постою под козырьком, и поезд подойдет через пять минут. Спасибо, что проводил.

– Значит, в 20.12.

– В 20.12. Встречай меня здесь, у шестой скамейки, хорошо?

Мальчик повернулся и пошел домой. У шестой скамейки он повернулся, чтобы помахать маме рукой до того, как она скроется под станционным козырьком. Но мамы уже не было видно. Наверное, она побежала, чтобы дождь не успел испортить прическу. Он встряхнул зонт и в этот момент сквозь нестройные ряды молодых сосен увидел мельк нувшую между ними серую «Волгу».

Окаменевший от обиды и, как ему казалось тогда, жуткого предательства, мальчик стоял у шестой скамейки. Его волосы намокли и налипли на лоб, и по лицу торопливо бежали капли соленого дождя.

Потом он подхватил с земли валявшийся сук и зашагал обратно. Подойдя к муравейнику, он вонзил сук прямо в верхушку пирамиды и иступленно ворочал им до тех пор, пока не выбился из сил.

Луч пыльного квартирного солнца ударил по глазам. Значит, уже час дня. Или, в крайнем случае, пять минут второго. Именно в это время январское светило находит пробоину в жалюзи окна их спальни, выходящей на безлюдную улицу Ли.

Надо бы передвинуть кровать, подумал он. Скажем, к стенке, где сейчас стол. Стол уйдет туда, где стоит телевизор. А телевизор сюда, где кровать. Получится не очень красиво, зато будет удобно. Еве бы это не понравилось. Она бы сказала: «Некрасивое не может быть удобным». И оставила бы все как есть. Она любила и берегла постоянство. Во всем. В том числе и в обстановке. Ей казалось, что если начать хоть что-то менять, то все нарушится, расклеится и рассыпется, и потом уже будет не собрать. Поэтому, когда Ленька пришел к ним и заявил, что собрался уезжать, он был уверен, что Ева категорически воспротивится. Но она на удивление быстро согласилась. Только сказала: