Элизабет Страут - Эми и Исабель

Стейси посмотрела на Эми выпученными глазами. А миссис Берроуз сказала:

— Ну что ж, очень интересный фильм. И полезный. Теперь Стейси знает, что ее ждет.

— Я умру — вот что меня ждет, — ответила Стейси. — Ты видела лицо этой женщины?

— Пожалуйста, поблагодари отца за фильм. Ему не так-то просто было принести из колледжа проектор.

Миссис Берроуз улыбнулась и встала, она взяла с пола Эмино ведерко и отнесла его в кухню, ни словом не обмолвившись о том, что оно осталось нетронутым. Эми вздохнула с облегчением и сказала, осмелев:

— Спасибо за приглашение.

— Пожалуйста, всегда рады.

Мистер Берроуз, все еще согбенный над проектором, даже не поднял головы. Эми не была уверена, что он вообще хоть раз взглянул на нее с тех пор, как она пришла. Нервный мужчина с широким и плоским задом. Она взглянула на него с каким-то брезгливым чувством, вспомнив, как его охарактеризовала Стейси: «дурацкая жирная жопа». Эми ничуть не жалела, что у нее нет отца, когда видела вот таких отцов.

— Да, спасибо, папа, — покорно выдавила из себя Стейси, — я боюсь.

Тошнота Эми отступила. Она заботливо посмотрела на подругу:

— Все будет хорошо, — она запнулась, — я так думаю.

— Все будет прекрасно. — Из кухни появилась миссис Берроуз. — Тебе сделают эпидуральную анестезию, зайчик, ты ничего не почувствуешь.

— Это что такое? — Стейси казалась растерянной.

— Инъекция в позвоночник, — ответил мистер Берроуз с плохо скрываемым раздражением, — об этом только что говорили в фильме.

Эми шла домой через лесок на берегу реки. Ее преследовало ощущение ужасной липкости, словно она запуталась в паутине. Это было совсем не то, что она воображала, спасаясь от дурноты на коричневом диване у Стейси дома. Ни голубого неба, ни зеленой травы, ни нарциссов.

Еловая хвоя была иссушенной и рыхлой, небо, как всегда, белело сквозь ветви. Она присела на выступ старой каменной стены, которая, казалось, вырастала прямо из осыпавшихся еловых иголок, а в нескольких шагах исчезала снова.

В лесу было много таких обломков каменной стены, замшелые камни лежали вперемежку с гниющими стволами поваленных бурей деревьев, обвитых плющом. Потом гранитные глыбы снова выстраивались, уже утратив четкость очертаний, перестав быть границей, они были лишь напоминанием о других людях, которые здесь жили во времена столь тяжкие, что даже простое противостояние природе — жаре или холоду — было подвигом и каждый выживший новорожденный сам по себе уже был триумфом.

Сейчас ничего такого не пришло Эми в голову. Когда она была младше, то воображала индейцев и индианок, испуганных белых поселенцев, запирающих на ночь ставни в своих деревянных домах. Еще ее очень интересовало, как эти женщины в длинных юбках могли жить без туалета, без водопровода, как они пекли хлеб в широких голландских печках. Сейчас не это заботило Эми. Она хотела одного — закурить, чтобы избавиться от привкуса попкорна, избавиться от тошноты. И Стейси со своим пузом, кожаным диваном и странными родителями, казалось, исчезла, будто ее и не было.

И мистер Робертсон исчез. Это причиняло ей самую сильную, ноющую боль, которая никогда не проходила. Куда он мог уехать?

Чуть позже, переходя через дорогу на Главной улице, она услышала, что кто-то окликнул ее по имени.

И поскольку не так-то часто кто-то звал ее по имени прилюдно и этот красивый парень, похоже, был искренне рад ее видеть, она сообразила, что ее ни с кем не спутали.

Это был Пол Биллоус, бывший парень Стейси.

Одна.

Исабель сидела в кресле у окна гостиной, глядя на воробьев, которые прыгали и дрались у кормушки для птиц, каждое их движение казалось согласованным, проворным, обдуманным, но, может быть, они были просто напуганы. Если это так, то жизнь не кажется им медом, решила Исабель. Тем не менее они не были одиноки. Разве она не читала, что птицы выбирают партнеров на всю жизнь? Она увидела, как воробей прыгнул с кормушки на веточку ели, за ним — другой, веточка слегка качалась под легким двойным весом. Всякая птица к своей стае летит.

И люди тоже — многие люди были вместе, прямо сейчас. Ее собственная дочь в гостях у своей беременной подруги… (Исабель прикрыла глаза.) Женщины из церкви — Барбара Роули, Пег Данлап. Возможно, они сейчас ходят за покупками все вместе. На другом конце города, за рекой, Толстуха Бев, возможно, сидит на крыльце Дотти Браун, обмениваясь улыбками с Арлин Такер. Всякая птица к своей стае летит. Почему же я одна?