Элизабет Страут - Эми и Исабель

Но она не была такой, как они. Для начала она работала на фабрике. И она жила в небольшом арендованном доме, и мужа у нее не было.

Она аккуратно положила ногу на ногу. Она чужая на фабрике, и в этом все дело. Дотти Браун, Толстуха Бев, Арлин Такер, Ленора Сниббенс — все они были католичками, конечно, франко-канадского происхождения, а это ну совершенно другая порода людей. Она не имеет ничего против них, но это были не те женщины, с которыми она хотела бы общаться после работы. Исабель ни одно лето не пропускала барбекю по случаю Четвертого июля у Толстухи Бев, не пошла только теперь (сославшись на болезнь, что было отчасти правдой: она была больна жизнью) и наблюдала, как мужчины пьют пиво, вытирая рот тыльной стороной руки, и слушала их шутки:

— Что будет, если поставить блондинку с ног на голову?

Арлин Такер, бывало, засмеется и скажет мужу:

— Эй, только без пошлостей! — Но казалось, никто на самом деле не считал шутку отвратительной, за исключением Исабель.

Она пыталась быть общительной и не хотела бы никому портить настроение, но это же просто не смешно. У брюнетки дурной запах изо рта — что в этом смешного? И еще одна шутка о метеоризме и колготках, такая, что даже сейчас Исабель краснела, вспоминая, как стояла, напряженная и беспокойная, с бумажной тарелкой фирменного картофельного салата от Бае Браун.

Она была абсолютно уверена: такие женщины, как Клара Уилкокс, Пег Данлап и другие, никогда в жизни не засмеются подобной шутке. Исабель подумала, и не в первый раз, что, если бы она стала учителем, как собиралась, все было бы совсем иначе. Эти женщины здесь знали бы, что она их круга. Они названивали бы ей по телефону, приглашали на ужин, беседовали с ней о книгах.

Хотя сейчас они говорили не о книгах, отметила Исабель. Они кого-то обсуждали, она поняла это по тому, как они прикрывали рты руками, а голоса были приглушенны и доверительны. Пег Данлап поймала взгляд Исабель и прервала на полуслове разговор с Кларой Уилкокс:

— Лимонаду, Исабель?

Благодарная Исабель встала.

— Это действительно ужасно, — сказала она, касаясь вспотевшего лба, — такая жара.

— Действительно ужас.

Она сжала пластиковую чашку и рассеянно улыбнулась женщинам, их разговор прекратился. Она отпила лимонад, прижимая чашку к губам, и взглянула на женщин с застенчивым ожиданием. Но на нее никто не смотрел, и Исабель довольно неуклюже вернулась на свое место. Пег Данлап что-то сказала Кларе Уилкокс, Исабель расслышала слова: «Сразу на маммографию» — и почувствовала такое облегчение — они говорили не о ней, — что чуть не встала, дабы присоединиться к группке и сказать, что, кем бы ни была та, нуждающаяся в маммографии, ей не стоит слишком беспокоиться, потому что девять из десяти опухолей оказываются доброкачественными. Во всяком случае, так утверждает «Ридерз дайджест» (вдруг она вспомнила голос Эми: «Ты ничего не читаешь, кроме своего идиотского дайджеста»).

Она сделала довольно большой глоток лимонада. Возможно, если она все допьет, то сможет вернуться к ломберному столу и упомянуть эту статистику — «девять из десяти». Но и не хотелось вести себя по-свински — термос был не так уж велик. В то время как она решала эту дилемму, Барбара Роули, жена диакона, та самая, что осенью прошлого года прошлась насчет разноцветных листьев и паслена, которыми Исабель украсила алтарь, вошла в комнату и хлопнула в ладоши:

— Ладно, девочки. Начнем, пожалуй.

Казалось нелепым обсуждать рождественский базар в такую жару. Но Пег Данлап напомнила им, что базар — самое большое событие в году и готовиться к нему надо загодя. Женщины кивали, промокая лбы платочками и обмахиваясь церковными программками, оставленными прихожанами на подоконниках в прошлое воскресенье. Нужны были добровольцы для киоска с выпечкой и сластями, Исабель подняла руку, и ее телефонный номер был записан.

— Я с удовольствием испеку парочку шоколадных тортов, — улыбнулась Исабель, — замечательный рецепт моей матери. Кислое молоко, ну, вы знаете.

Никто не улыбнулся в ответ. Клара Уилкокс неопределенно кивнула, а Пег Данлап, отвечающая за список, просто сказала:

— Исабель Гудроу, два торта.

Исабель притворилась, что просматривает записную книжку, и щелкнула замочком, закрывая ее. Сняла нитку с юбки и шевельнула ногой.

— Книги, — сказала Барбара Роули, которая в такую жару не выглядела так же хорошо, как обычно, под глазами у нее лежали темные круги. — В прошлом году мы совсем о них забыли.