Ален Роб-Грийе - Ластики

– Все они одинаковы!

Он вернулся на площадь и обогнул префектуру с правой стороны, намереваясь выйти на Бульварное кольцо со стороны улицы Землемеров, но запутался в лабиринте узких улочек, где прихотливые изгибы и неожиданные повороты заставили его прошагать больше, чем надо было. Перейдя какой-то канал, он наконец оказался в знакомом квартале: Брабантская улица и кирпичные дома лесоторговцев. Пока он шел, все его внимание было поглощено тем, как бы не сбиться с пути; и когда он, перейдя бульвар, оказался перед особняком, окруженным живой изгородью, этот домик вдруг показался ему каким-то зловещим, хотя еще утром был, наоборот, привлекательным. Он попытался отогнать от себя эти нелепые мысли, объясняя их усталостью, и впредь решил ездить на трамвае.

И в этот момент он осознал, что уже больше получаса думает только о выражении лица и тоне медсестры: при всей вежливости, в ее разговоре сквозили какие-то намеки. Похоже, она решила, что он хотел попросить доктора о некоей услуге.

Уоллес идет вдоль живой изгороди, окруженной решетчатой оградой, останавливается у калитки и с минуту разглядывает дом. В первом этаже два окна, во втором – три, одно из которых (крайнее слева) приоткрыто.

Вопреки ожиданиям, он не слышит звонка, когда входит в сад. Закрыв за собой калитку, он пересекает посыпанную гравием площадку и всходит по четырем ступенькам крыльца. Потом нажимает на кнопку звонка: где-то вдали слышится звяканье. В лакированной дубовой двери проделано четырехугольное окошечко, застекленное и забранное вычурной решеткой: узор напоминает сплетенные стебли цветов с длинными гибкими листьями… или вьющиеся струйки дыма…

Через несколько секунд Уоллес звонит опять. Поскольку ему не открывают, он заглядывает в зарешеченное окошко – но внутри ничего не разглядеть. Он поднимает голову и смотрит на окна второго этажа. Из левого окна выглядывает старая женщина – она чуть-чуть наклонилась, как раз настолько, чтобы его было видно.

– Кого вам надо? – кричит она, видя, что он ее заметил. – Здесь больше никого нет. Вам бы лучше уйти, мой мальчик.

Интонация сухая и недоверчивая, но чувствуется, что ее можно задобрить. Уоллес спрашивает самым любезным тоном, на какой способен:

– Вы мадам Смит?

– Что вы сказали?

– Это вы мадам Смит? – повторяет он громче.

На этот раз она отвечает так, как будто давно поняла, о чем речь:

– Ну да, это я! А что вам нужно от мадам Смит? – И, не дожидаясь ответа, пронзительным голосом добавляет:

– Если вы по поводу телефона, могу сказать сразу: поздно пришли, мой мальчик, здесь больше никого нет!

– Нет, мадам, я не по поводу телефона. Я хотел бы поговорить с вами.

– Некогда мне разговаривать! Я укладываю вещи.

Бессознательно подражая ей, Уоллес теперь кричит почти так же громко. Он не сдается:

– Послушайте, мадам Смит, я только спрошу вас кое о чем.

По-видимому, старая дама еще сомневается, впускать ли его. Он отступил от двери, чтобы дать ей разглядеть его получше: то, что он хорошо одет, безусловно, говорит в его пользу. И вот наконец, перед тем как исчезнуть у себя в комнате, экономка заявляет:

– Никак не пойму, что вы мне тут рассказываете, мой мальчик. Сейчас спущусь.

Но проходит довольно много времени, и ничего не меняется. Уоллес уже собирается окликнуть ее, боясь, что о нем забыли, но вдруг окошко открывается, хотя в передней не было слышно ни малейшего шума, и за решеткой появляется лицо старой женщины.

– Так вы насчет телефона, да? – кричит она опять (не понижая голоса, притом что теперь собеседник находится в полуметре от нее). – Мы вас ждем уже неделю, мой мальчик! Надеюсь, вы не из сумасшедшего дома, как тот, вчерашний?

Уоллес несколько озадачен.

– Ну, то есть, – говорит он, думая, что она имеет в виду клинику, – я там побывал, но…

Старая экономка в негодовании перебивает его:

– Что? Так они там все ненормальные, на этой почте? Вы, наверно, тоже шатались по кафе, прежде чем прийти сюда?

Уоллес не теряет хладнокровия. Хотя Лоран предупреждал его, что от этой дамы иногда можно услышать странные вещи, он не ожидал, что она до такой степени не в себе. Придется терпеливо объяснить ей, в чем дело, четко выговаривая слова, чтобы до нее дошло:

– Послушайте, мадам, вы ошибаетесь…

Но тут он вспоминает оба кафе, в которых побывал сегодня, – помимо того, где он ночевал; эти факты он отрицать не может, хотя не понимает, что тут предосудительного. В отношении почты он чувствует себя увереннее – впрочем, разве он не спрашивал, где находится главный почтамт? Он не заходил туда – но в любом случае это было бы невозможно, поскольку там еще было закрыто… И вообще, зачем ему обращать внимание на эти дурацкие упреки?