Николай Дежнев - Принцип неопределенности

— Короче, — усмехнулся Серпухин, — им понадобился информатор или стукач…

— Дурак ты, Мокей, и не лечишься! — возмутился на другом конце провода Ксафонов. — Стукачей у нас всегда было в избытке — им нужен тайный советник. Думаешь, у президента много людей, на которых без оглядки можно положиться? В Кремле, друг мой, такая подковерная возня, что Византия отдыхает! Да и за цифрами статистики страну не разглядеть, вот и возникла потребность в оценке независимого, живущего в гуще народа эксперта. — Добавил с горечью: — О тебе заботишься, а ты!..

И в порыве негодования Аполлинарий Рэмович бросил трубку. Мокей перезванивать не стал. Теоретически рассуждая, все сказанное Ксафоном могло быть правдой, но верилось в это с трудом. Контакты с администрацией президента он, как руководитель думского подкомитета, конечно же, имеет, — рассуждал Серпухин, вытаскивая на помойку кучу скопившегося в квартирке хлама, — только времена Гаруна-аль-Рашида с его хождением в народ давно прошли.

Вернувшаяся с работы, Крыся такое его мнение не разделила.

— У нас все возможно! — авторитетно заявила она, наливая себе в стакан немного мартини. — Да, кстати, хочу тебя порадовать, я теперь безработная…

— Ксафонов, его происки?.. — удивленно поднял брови Серпухин. — Мне, гад, ни словом не обмолвился…

— А кто их разберет! Вызвали в отдел кадров и сообщили, что идет сокращение аппарата и в моих услугах больше не нуждаются. Честно говоря, — прикончила Крыся вино, — возможно, это и хорошо. — Подойдя к Серпухину, обвила его шею руками. — Придется тебе теперь меня содержать!

Мокей привлек ее к себе:

— Только, если ты будешь меньше есть…

Утром, впрочем не слишком рано, их разбудил телефонный звонок. До конца еще не проснувшись, Мокей прислонил к уху трубку, и его тут же снесло с постели. Приятный баритон очень буднично и делово сообщил, что соединяет его с президентом, и буквально тут же Серпухин услышал хорошо знакомый по новостным программам голос. Поздоровавшись и несколько отрывисто произнося слова, президент сразу же перешел к сути дела:

— Нас, Мокей Акимович, интересуют как проблемы общества, так и мнение отдельных граждан, которые вы сочтете обоснованными и требующими особого внимания. Пришло время, а главное, появились деньги, для того чтобы обеспечить людям достойную жизнь, и мы с вами просто обязаны этим заняться. Думаю, дней через десять познакомиться с вами лично, — Серпухину показалось, что президент улыбается, он даже мысленно увидел эту его сдержанную улыбку, — тогда все в деталях и обсудим.

И тут же в трубке появился приятный баритон и, представившись, пояснил, что ему, как личному помощнику президента, поручено поддерживать с Серпухиным связь. Попросил, но мягко, ненавязчиво, подготовить к будущей встрече нечто вроде меморандума с кратким изложением вопросов, к которым Мокей хотел бы привлечь внимание главы государства…

— Странички три-четыре, больше не надо, — закончил разговор чиновник администрации, — и, пожалуйста, договоренность нашу ни с кем не обсуждайте, иначе затея будет лишена смысла…

Крыся смотрела на Серпухина во все глаза:

— Президент?

Мокей лишь кивнул и отправился на кухню промочить пересохшее горло. «Все-таки удивительно, — думал он, наливая в стакан воду из-под крана, — как соприкосновение с высшей властью отзывается в душе трепетом. Казалось бы, элементарно поговорили о деле, а чувство такое, будто награжден. Видно, правда есть в крови русского человека нечто подлое, рабское, заставляющее беззаветно любить тех, кто на самом верху. О деньгах не спросил, — вспомнил он вдруг и тут же устыдился. — Наверняка не обидят, да и странно было бы начинать большое дело с таких шкурных мелочей!» Содержание же разговора и особенно его открытая, деловая манера Серпухину импонировали. Все четко, без недомолвок и ненужного жеманства. Доверительный тон собеседников льстил и вызывал уже подзабытое ощущение собственной значимости.

«Шанс повлиять на ситуацию в стране выпадает далеко не каждому». — Прихлебывая на ходу кофе, Мокей вернулся в комнату.

Из вороха проблем предстояло вычленить то, что могло напрямую улучшить качество жизни людей и их психологическое состояние, помочь переломить настроение обреченности, вызванное встречающейся на каждом шагу несправедливостью. «Какой неожиданной гранью поворачиваются к тебе уже знакомые мысли, — удивлялся Серпухин, — ведь о том же самом четыре сотни лет назад думал Васка Мерцалов. Может быть, президент действительно намерен завести наконец в государстве одну большую правду, которую только и любит Бог?..»