Нергаль поднялся из кресла. Быстро наступавшие сумерки стирали с городского пейзажа последние яркие краски. Теперь, когда решение было найдено, можно было не спешить и внимательно его рассмотреть. На первый взгляд ничего особенного, такие вещи встречаются в жизни на каждом шагу, но в том-то и прелесть, что, перехлестывая границы нормальности, приобретенный дар неизбежно обнажит негативные черты характера Серпухина. Поначалу Мокей будет объяснять происходящее игрой теории вероятностей, но очень скоро уверует в свою исключительность, от которой один шаг до смертного греха гордыни, а там только успевай разгребать и прочие грехи. В их ядовитой атмосфере и дадут всходы семена зла, возделывать которые так ловко научились женщины… А заодно уж это станет его, Нергаля, местью!
Начальник Службы тайных операций потер маленькие ручки. В близко посаженных глазах вспыхнули жестокостью язычки огня.
— Что ж, туалетные работнички, пора браться за дело! И запомните, эксперимент входит в решающую стадию, а лимит ошибок у вас исчерпан…
Солнце давно перевалило за полдень, когда очнувшийся от тяжелого сна Серпухин продрал глаза. Воспоминания о прошедшем дне были смутными, но одно представлялось ясным: его опять бросило в конец шестнадцатого века. Всплыл в памяти и ночной разговор с Грозным, и Мокей застонал. Надо ж было так нализаться, чтобы стыдить и попрекать государя! Пили, правда, много, разговоры разговаривали, но как так случилось, что дело дошло до прямых обвинений, Серпухин понять не мог. «А может, это и хорошо, — думал он с появившимся вдруг к себе равнодушием, — может, так оно и лучше. Один взмах топора, и финита ля комедия!» Успокаивало только, что спать бросили не в вонючий чулан, а положили на полати в светелке. Растянувшись под легчайшей пуховой периной, Мокей уставился в чистые доски потолка, с удовольствием вдыхал струившийся через окно свежий, бодрящий воздух. Жизнь представлялась ему странной, но не лишенной своеобразных прелестей. Поддавшись благостному состоянию души, Мокей начал строить радужные планы.
«Хорошо бы, — думал Серпухин, — уговорить Грозного пуститься в долгое и приятное путешествие, посмотреть мир, каким он когда-то был, посетить города, в которых забрасывала его судьба. Париж без Эйфелевой башни, Лондон времен Шекспира, а возможно, и повстречаться с самим великим драматургом, поболтать с ним по-приятельски о том о сем. Старик будет рад услышать о своей всемирной славе… Хотя какой старик! — улыбнулся он своей невольной ошибке. — Юноша, молодой человек, у которого все еще впереди. А то махнуть в Лиссабон, — разошелся в своих мечтах Мокей, — а что такого, деньги при такой казне не проблема! Купить с десяток каравелл и отплыть под парусами через океан в Америку, открыть по ходу дела пару-тройку неизвестных островов. Архипелаг Серпухина — звучит! А если пообещать Грозному осуществить давешнюю мечту — устроить его брак с английской королевой, то царя Ивана и не на такое еще можно сподвигнуть. Действительно, чего зря коптить небо в Кремле, когда открываются такие возможности…»
Дверь с треском распахнулась. Гремя подковами сапог, в светелку ввалились два здоровенных стрельца в кафтанах с закатанными по локоть рукавами. Ни слова не говоря, они скинули на пол перину и выдернули Серпухина, как репку, из постели. Ударили всего раз, коленом в живот, и начали заламывать руки.
— Вы что, мужики, белены объелись?.. — хрипел Мокей, делая слабые попытки выскользнуть из огромных лап. — Я ж царев ближний приятель! Вот скажу ему, он вас на кол…
Однако не подействовало.
— Ты лучше о своей заднице побеспокойся! — процедил один из стрельцов, легко отрывая Серпухина от пола.
Остальное происходило в молчании. Куда его волокли, Мокей не знал, но с легкостью догадывался. Мелькали стены бесконечных коридоров, мелькали в голове рваные мысли, никак не связанные с тем, что с ним происходило. Наконец, взвизгнули ржавые петли, и его, словно мешок с костями, швырнули на камни пола, после чего мир для Серпухина перестал существовать.
Очнулся Мокей от бьющего в нос тошнотворного запаха. Долго ничего не понимал, лишь тупо смотрел на огонь воткнутого в стену факела. С трудом встал на колени, огляделся по сторонам. Просторный застенок был пуст, если не считать стоявшей в углу дыбы, с которой на ремнях свисало безжизненное тело. Пахло жженым мясом и мочой и еще чем-то приторным, от чего к горлу подкатывала тошнота. Серпухин поднялся на ноги. Судя по протяжным стонам, человек был еще жив. Мокей подступил ближе:
Читать дальше