Альберто Васкес-Фигероа - Океан

Дамиан Сентено использовал свободное время для знакомства с островом, и, хотя он не верил в легенды и плевать хотел на чужие фантазии, прогулка произвела на него гнетущее впечатление. Почему-то он не сомневался, что старый негр сказал правду. Без сомнения, он оказался одним из немногих людей, которым на своем веку довелось увидеть, как разверзлась земля.

Он подержал в руках связку ключей и горсть монет, которые в тот день были в кармане какого-то мужчины. В жарком дыхании вулкана они расплавились и теперь представляли собой единой слиток. Дамиан Сентено невольно задумался над тем, насколько же сильно должна была подняться температура воздуха.

Он все еще продолжал думать об этом, когда увидел вдалеке первые огни Форт-де-Франс. Тогда он решил, что должен навсегда забыть о Сен-Пьере, и посему той же ночью отправился к проституткам.

Марко Замбрано никогда не считал себя трусом, однако большую часть своей жизни провел в бегах.

В двадцать два года он ушел из дому, не в силах больше терпеть постоянные ссоры родителей, братьев и их дядьев. В ту весну тысяча девятьсот тридцать шестого года дом семьи Замбрано, что в Гранаде, превратился в настоящий ад, в который спустя всего несколько месяцев свалится вся Испания.

Словесные стычки и даже случаи физической расправы между членами одной и той же семьи, раздираемой политическим разногласиями, перешли уже всякие пределы, потому в один из несчастных дней Марко Замбрано бросил учебу в Высшей школе искусств, собрал то немногое, что у него было, и сел на поезд, следовавший в Париж, где, как ему казалось, он будет жить в окружении прекрасных произведений искусства, которыми всегда восхищался. Он был уверен, что, как бы ни были сильны революционные ветры, туда они все равно не долетят.

Его не удивило, что вскоре Испанию захлестнула Гражданская война. Это была та война, которую он ждал со дня на день, наблюдая за тем, как люди одной и той же крови никак не могли договориться и выбрать наконец-то ту или иную форму правления.

Считая себя испанцем до мозга костей, он решил, тем не менее, полностью отстраниться от вызывавшей у него отвращение кровавой бойни и в течение последующих трех лет не читал газетных статей, в которых рассказывалось бы о его стране. Он также был очень привязан к своей семье, но безжалостно рвал все приходящие ему письма, даже не распечатывая их. Его страшила мысль о том, что из этих писем он узнает, что один брат поднял руку на другого брата или, что еще хуже, на родного отца. Он не хотел лить слезы по погибшим и презирал живых, а потому предпочел жизнь в мире иллюзий и фантазий, где все были живы и здоровы и никто не жил по принципу «кровь за кровь».

Несколько лет спустя, когда ему удалось продать кое-какие картины, снять небольшую студию и обзавестись друзьями, с которыми он прекрасно проводил время, веселясь и беседуя о живописи, он ощутил, что пространство вокруг него начало сгущаться и политика снова вползает в его жизнь. В конце концов любимая женщина заявила, что он испытывает симпатии к коммунистам и «поганым жидам».

Марко Замбрано, которого, признаться, совершенно не интересовали ни коммунисты, ни расовые вопросы — да и вообще ничего, что было бы так или иначе связано с чужим вероисповеданием и происхождением, — природа наделила отменным чутьем. В этот день он почувствовал, что окружавший его мир снова начал разжижаться, и, недолго думая, бежал в поисках спокойного места, где бы никто не говорил о политике и где было бы достаточно света, чтобы можно было писать картины.

Покой он обрел в чудесном домике, стоявшем на вершине холма, что напротив древней крепости Ричепансе, у маленького порта Васе-Терре на подветренном берегу острова Гваделупа. С тех пор он рисовал лишь море, жаркое тропическое солнце и прекрасных темнокожих женщин.

И там на протяжении долгих четырех лет он не прочитал ни одной газеты и даже слышать не желал о войне, в огне которой, должно быть, погибли его родные. Он хотел рисовать, а они — убивать друг друга. Каждый сделал свой выбор.

Он жил рыбалкой, огородничеством, одно время даже управлял небольшим ресторанчиком. Деньги он получал, продавая кое-какие картины и сдавая внаем старую, купленную из четвертых рук шаланду редким туристам, которых, при желании, мог сам отвезти на близлежащие острова или указать место, где клевало лучше всего.

Когда война закончилась, он решил не возвращаться в охваченную печалью полуразрушенную Европу, которой понадобились долгие годы на то, чтобы зализать свои многочисленные раны. Марко Замбрано предпочел навсегда остаться на Гваделупе, с единственной лишь разницей, что на сей раз он жил в прекрасном доме на проспекте Виктора Гюго в городе Пуэнт-а-Питр, где моряки и прекрасные, экзотические женщины продавали себя с относительной легкостью и он мог недурно устроиться на вырученные деньги.