Альберто Васкес-Фигероа - Океан

Океан же со дня сотворения мира повидал уже много таких трагедий, а потому оставался безмолвным и безучастным.

— Говорят, что негр убил белого в честной драке — защищал свою жизнь. Однако власти не учли этого обстоятельства и приговорили негра к смерти. Они бросили его на самое дно глубокой и темной ямы, где он должен был ждать публичной казни. Они хотели преподать урок всем черным, которые возомнили себя равными белым. — Старик глубоко затянулся своей перекрученной и искусанной трубкой-качимбой, сделал паузу, чтобы слушатели осознали всю важность его слов, а потом, выпустив густую струю дыма, продолжил тем же монотонным голосом: — Я хорошо помню жену того негра, или его любовницу, или супругу перед Богом, но не перед законом, ибо в те времена у нас, негров, не было вообще никаких прав, даже на женитьбу. Она была девушкой высокой, красивой и всегда веселой. А какой у нее был звонкий голос… Она очень ловко управлялась с глиной, лепила разные фигурки, делала тарелки и кувшины, которые потом продавала на рынке. Покупателей она зазывала песнями, да такими задорными, что все дамы города и даже многие мужчины, которым вовсе не нужны были ее кувшины да тарелки, сходились послушать ее пение.

Он поднял голову, обхватил рукой пустой стакан, и Дамиан Сентено тут же понял намек. Он подал знак камареро, чтобы тот подошел с бутылкой темного и густого рома бребахе, который попивал рассказчик.

— Та негритянка любила своего мужа. Она любила его больше всего на свете. Она ходила к судье, в полицию и к властям Сен-Пьера. Выпрашивая для него прощения, она стучалась во все двери, умоляла вынести справедливый приговор. — Он снова сделал паузу и отпил рому с таким наслаждением, как будто это было единственным, что у него оставалось в жизни. — Однако перед ней закрывались все двери, вот так-то, сеньор. Белые ее не слушали, а черные насмехались над ней, и особенно злобствовали те, кто хотел овладеть ею, предлагая защиту, а она не соглашалась. Они пытались затащить ее в постель силой, так как знали, что в хибарке своей, стоящей на отшибе на берегу моря, жила она одна. А хибарка эта находилась как раз в том месте, которое вы можете отсюда видеть. Никто не посочувствовал ей, не разделил ее боль и тоску. Никто не посочувствовал и ее мужчине, заживо гниющему в яме в ожидании ужасного конца.

Дамиан Сентено внимательно посмотрел на негра, и взгляд его заблудился в тысячи морщин, которые изрезали его лицо, настолько грустное, что, казалось, будто горечь, словно пот, стекает по его лбу и щекам. Сентено обратил внимание на то, с каким восхищением слушал негра мальчуган, приводивший того в таверну. Без сомнения, он слышал эту историю уже сотни раз, однако она по-прежнему пленяла его.

— Какой ужас, сеньор! Какой ужас! Сен-Пьер был тогда столицей Мартиники: прекрасным городом с большими проспектами, дворцами, отелями, театрами и удивительно красивым причалом, к которому швартовались корабли, прибывающие из всех уголков мира. Говорю вам, сеньор, не было на земле второго такого красивого города, где даже мы, негры, жили с удовольствием… конечно, когда белые нам разрешали. — Он с отрешенным видом покачал головой. — Но та женщина возненавидела город, который так жестоко с нею обошелся. А вы должны знать, сеньор, что значит ненависть женщины, когда она доходит до крайности от отчаяния. — Негр прищелкнул языком. — И она призвала Элегбу! «Элегба, Элегба! — вскричала она. — Заклинаю тебя, прокляни этот бессердечный город, который хочет отобрать у меня того, кого я люблю больше жизни, и который так жестоко насмехается надо мною…»

На этот раз негр более страстно приложился к стакану, ибо по мере того, как события в его рассказе развивались, он возбуждался все больше и больше.

— И богиня Элегба услышала ее, сеньор! Не спрашивайте меня как, только из самых глубин джунглей Дагомеи Элегба услышала голос красавицы негритянки, чьи предки столетие тому назад жили с ней бок о бок, и ответила. И спящая гора Мон-Пеле зарычала, рассказывая белым и черным о неотвратимости наказания, если они и дальше будут гнать слугу Элегбы.

Старый негр снова покачал головой, и его взгляд на сей раз был устремлен в сторону бескрайнего моря, среди волн которого были едва различимы маленькие лодочки рыбаков.

— Какой ужас, сеньор! Какой ужас! Никто не пожелал внять предупреждению. И тогда негритянка пригрозила, что пойдет дальше и попросит гору явить всю свою мощь. Белые вышвырнули ее из дворца правосудия, а черные — мужчины и женщины — стали преследовать на улицах, бросая в нее камни и грозя повесить ее на той же самой виселице, где вскоре должен был болтаться ее муж, если она снова появится в городе… Это произошло восьмого мая. Восьмого мая тысяча девятьсот второго года. И день этот будет проклят до скончания веков. — Он сделал новую паузу. — Мой хозяин отправил меня в Форт-де-Франс, чтобы я передал лошадей, которых продал один из плантаторов. Довольный выполненной работой, я возвращался домой, однако вскоре я услышал рычание горы и почувствовал запах серы…