Елена Антонова - Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

Внутри у Марины все пело.

– Горе-то какое! – фальшиво добавила она и вышла, оставив позади обомлевшего часового.

Она ждала, что теперь Сергей должен объявиться, и не ошиблась.

Он появился со своей красавицей сестрой в то время, когда вся страна была погружена в траур. Первым, кого Сергей с Мариной встретили, поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице, был не кто иной, как Булочкин. Он весело спускался, вытаскивая на ходу из внутреннего кармана записную книжку.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Сергей, понимая, что опять испортил секретарю парткома настроение. – В гости приходили?

– Ну, не совсем в гости, – пробормотал Булочкин, занятый вытаскиванием маленького карандашика. – Скорее, по делам…

И тут он взглянул на своих собеседников. Сергею еще никогда не приходилось видеть, как деловито настроенный, разбрызгивающий энергию мужчина в одну секунду превращается в соляной столб. Сергей не очень хорошо знал, почему столб был соляной и откуда он взялся. А теперь как-то вдруг понял. И даже испугался за Валерия Алексеевича.

– Опять вы, – хрипло сказал парторг.

– Не стоило так за меня волноваться, – мягко ответил Сергей.

– Вас что, совсем выпустили? – глупо спросил Булочкин.

– Должна вас огорчить – совсем, – вмешалась Катя, оскорбленная за Сергея до глубины души. – Со справкой об освобождении и с извинениями.

Сергей никак не мог понять, за что Булочкин так его невзлюбил. Как оказалось позже, ничего личного. Просто уже второй раз подряд он пытался вытащить из сельской школы свою родственницу и устроить ее в институт. Родственница закончила исторический факультет, где английский язык тоже проходили – между делом, правда, но зато он был занесен в диплом. То есть родственница собиралась преподавать его с чистой совестью, к огромному негодованию студентов. Вот уже второй раз она резала кур и мчалась в Средневолжск с большой корзиной деревенских гостинцев. Сейчас она как раз собиралась внедряться в бахметьевскую квартиру, – и вот он, этот Бахметьев, будь он неладен, да еще с сестрой. Как он будет отправлять родственницу обратно, Булочкин даже боялся себе представить. Потому что, приехав во второй раз с деревенским творогом, маслом, курами, яйцами и медом, родственница намекнула, что гостинцы эти от себя отрывали, потому что в деревне не то что в городе – голодно, спасибо партии и правительству. И неплохо бы продукты эти уже отработать.

Его грустные раздумья прервал нетерпеливый гудок подъехавшего грузовика. Пахнув снегом и морозом, который ничуть не ослабел в начале весны, в коридор вошли два мужичка в огромных подшитых валенках и ватниках.

– Здрасьте! – степенно поздоровались они с Булочкиным.

Парторг затравленно кивнул головой и стал меньше ростом.

– Показывай, хозяин, квартиру.

Один из них вынул из-за пазухи мятую бумажку.

– Квартира, значит, семь. Этаж второй? – деловито спросил он, поднимаясь по лестнице.

Сергей набрал побольше воздуха в грудь, но прежде чем он успел что-то сказать, Катюша выступила вперед, распахнув свингер и поставив руки на упругую талию.

– Ах ты, гиена поганая! Ах ты, воронье бандитское! Так ты о своих кадрах заботишься? – наехала она на Валерия Алексеевича, почему-то на «ты». – Так-то ты защищаешь своих коммунистов? – наступала она на него.

– Это недоразумение, – пробормотал бедный Булочкин. – Заказ отменяется, товарищи, – обратился он к мужичкам.

– Отменяется, так, значить, отменяется, – с готовностью согласились они. – Вот только заплатите за, значить, беспокойство, и будет, значить, все в аккурат.

Булочкин беспрекословно вытащил деньги.

– Я же не знал, что вас освободят, – начал он объяснять Сергею, но этим только больше рассердил Катюшу.

– Да уж, – язвительно подхватила она, продолжая теснить его вверх по лестнице. – Его освободили, но совсем не с вашей помощью, – перешла она опять на «вы». – Где вы были, когда вашего коммуниста оклеветали? Почему…

Сергею даже стало жалко вспотевшего парторга.

– Ладно, Катюша, оставь его в покое.

Булочкин согласно кивнул.

– Он просто поставил не на ту лошадь. Не к тем примкнул, правда, Валерий Алексеевич?

– Вот именно, – тут же согласился Булочкин.

– Так какой же он после этого парторг?

Катюша не желала смягчаться, но испытала явное облегчение, когда Булочкин, протиснувшись мимо нее, торопливо вышел на улицу. Когда он шел домой, скрипя ботинками по голубоватому снегу, он удивлялся тому, что он должен был, оказывается, поддерживать своих оклеветанных коммунистов. Непонятно, почему. Раз арестовали – значит враг. Так всегда было. Поэтому – это правильно. И еще он думал о том, что его родственница – вполне милая женщина. Ну, поворчит немного, но это ничего. Таким образом он постиг, что все познается в сравнении.