Варлен Стронгин: Савелий Крамаров. Cын врага народа

Начало эпохи повальной секретности в России следует отнести к середине двадцатых годов прошлого века, после Октябрьского переворота, когда возникла цензура и, как считали власти, образовалось невиданное прежде вражеское окружение, внешнее и внутреннее.

До революции главными врагами царской власти были большевики. Царская охранка располагала обширными данными об их деятельности, включая материалы о числе и составе партийных ячеек, и всячески препятствовала объединению большевиков с меньшевиками, чьи политические платформы во многом совпадали. Февральская революция и лично первый министр юстиции Временного правительства Александр Федорович Керенский разогнали жандармские отделения, запылали кострами полицейские архивы, и лишь часть из них удалось спасти и переправить в Америку, где они до сих пор хранятся в библиотеке Стенфордского университета. И когда Керенский решил покончить с большевиками, нужных ему архивов под руками не оказалось. Объявленная им амнистия всем без исключения политическим заключенным позволила многим бандитам и другим уголовникам выдать себя за большевиков и очутиться на воле. Один из них — головорез и убийца Соколов — принимал участие в расстреле царской семьи и потом разъезжал по стране с чтением лекции «Как я убил царя».

Истинная суть многих вождей, пришедших к власти, оказалась неизвестной или вымышленной. Не исключено, что кое-кто из них прежде работал на царскую охранку. И только недавно выяснилось, что родоначальник советской спецслужбы Феликс Дзержинский не всегда был столь железным, каким себя представлял и теперь выглядит в умах своих последователей. А происходил из старинного шляхетского рода, далеко не бедного. Семья владела 92-мя десятинами земли, которые Дзержинские сдавали в аренду. Феликсу было семь лет, когда после ссоры на охоте кто-то из братьев — Феликс или Станислав — нажал на курок ружья, лишив жизни сестру Ванду. Мать сделала все для того, чтобы это осталось тайной. Летом 1917 года Станислава убили бандиты, и единственным хранителем страшной тайны остался Феликс, который эту историю никогда не вспоминал. Из-за того, что считался политическим преступником, брату Казимиру высшее образование пришлось получать за границей. Он уехал в Германию. А в 1935 году вместе с женой Люцией вернулся в Белоруссию. Во время войны жена работала на немцев переводчицей, но была связана с партизанами и спасла свыше 700 человеческих жизней, за что сама, как и муж, поплатилась жизнью. Самый младший из Дзержинских, Владислав, стал профессором по нервным болезням, отказался сотрудничать с немцами и тоже был ими расстрелян. Одна семья — и такие разные судьбы ее членов. Одни братья спасали от смерти людей, другой многим тысячам подписывал смертные приговоры. Прожив в родовом поместье до десяти лет, Феликс поступил в Первую мужскую Виленскую гимназию, в которой проучился лишь до восьмого класса. В Дзержинове, родовом поместье Дзержинских, до сих пор существует фотоэкспозиция семьи. На одном из фотоснимков представлен щеголь с кокетливо закрученными усами, в модном костюме, с длинной сигарой в зубах. Это и есть Феликс Эдмундович. Под фотографией его цитата: «Аскетизм, который выпал на мою долю, так мне чужд». Можно поверить. На другой фотографии он — господин в мягкой фетровой шляпе и изящном костюме, вполне доволен своей жизнью в буржуазном мире. И лишь на своем последнем фото Дзержинский до странности похож на создателя Красной армии Льва Давидовича Троцкого. Своеобразная игра природы. Неужели это невинное сходство и послужило причиной загадочной смерти «железного рыцаря» революции? Даже случайная похожесть бородок могла раздражать Сталина, и весьма сильно.

Как и Дзержинский, Иосиф Джугашвили (Сталин) не получил полностью образования. В Туруханске, находясь на поселении, он соблазнил четырнадцатилетнюю девочку, у которой от него родился ребенок. И другая женщина была от него в положении. Поэтому его побег из Туруханска вряд ли можно объяснить одним неодолимым желанием побыстрее совершить революцию в России. Он прикладывает все силы для того, чтобы сначала добиться расположения Ленина, а затем освободиться от него и занять вакантное место вождя. Когда Сталин впервые увидел Троцкого, то издал дикий гортанный звук, чему были свидетели, видные партийные работники. Звук более походил на крик, но не человеческий, а звериный, в котором сквозило изумление от увиденного, понимание того, что он тут же не может уничтожить этого интеллигентного вождя, глубины ума которого он никогда не достигнет, ни при каких усилиях, и остается только одно для того, чтобы занять его место, — это постепенно дискредитировать Троцкого, ждать его промахов, а лучше — придумывать их, чтобы было легче и удобнее в конце концов избавиться от него и массы его сподвижников.