Александр Мильштейн - Контора Кука

Но несколько раз открыв и закрыв глаза, Паша понял, что это не глюк.

А потом увидел и небольшого мужичка — который был не на ветке, но где-то рядом… стоял то есть под сосной, и его скорее можно было принять за их слугу, чем за хозяина… Попугаи с ним, похоже, не очень церемонились, редко, но властно покрикивали на него сверху, а руки, плечи, предплечья его… были покрыты сетью царапин.

Он катал их на лодке… Да, на резиновой лодке с моторчиком — очень быстро, оба попугая при этом возвышались над гладью воды… какая-то у них была там специальная жердь, и они, такие неподвижно-важные, высоко сидели — и так пронеслись мимо, когда Паша вынырнул посередине озера…

Похожие на муляжи, на чучела… «Фелисите-феличита… а мужик и впрямь выглядит этаким извозчиком, камердинером… и слугой, и господином…» — подумал Паша уже под водой — он снова нырнул…

Но поразила его — вызвала «фотографический спазм» то есть — картина, которую он увидел, когда ехал с озера.

Мужичок тоже ехал оттуда на велосипеде, в серых трениках и в майке, и оба попугая сидели у него на спине, слева и справа, по краям, вцепившись в лопатки, немного наклонно, и вниз — направо и налево, симметрично относительно его позвоночника, — торчали их длинные хвосты… и в первый момент, издалека, Паша… на самом деле подумал, что у велосипедиста выросли два крыла.

Если бы он не знал уже этого «херра унд кнехта», то есть не видел раньше всю эту троицу на «острове», то так бы и продолжал думать, наверное, — что встретил ангела-велосипедиста.

Потому что он, или они — все трое, — проскочили на красный свет, который только что включился…

Да они со своей цветовой гаммой и сами по себе были… как такой летучий светофор… семафор-серафим, ну да… а вот Паша притормозил, задумчиво глядя, как они исчезают под мостом: «…а может, и не просто серафим, а кто там был… в „Простой душе“ — Святой Дух?..» — подумал он…

При этом он слушал МР3… опасно ездить в наушниках, да, но иначе ему было не в кайф … Хотя это пора было прекращать, крутить под музыку педали, он это понимал — он замечал за собой с некоторых пор ещё и такое… то есть мало того, что он из-за музыки не слышал сигнальных гудков, — он ещё и сам теперь иногда сигналил вхолостую, звонил, ну да, как бы тик такой у него появился, тик-так… если музыка в наушниках его «забирала», Паша, ожидая зелёного света, начинал «подыгрывать», отбивая такт с помощью звонка на руле, который как бы превращался в «чарлик» ударной установки, и Паша отбивал на тарелочках ритм, пока не замечал, что оборачиваются передние велосипедисты, прохожие, водители… И когда мужичок, сросшийся с попугаями во что-то единое… и крылатое, исчез в темноте тоннеля, Паша тоже громко звякнул, да… раз, другой, третий — пока не заметил, что к нему поворачиваются головы…

Вот и мы с вами туда же — отвлеклись (кстати говоря, это у нас вообще самая необязательная глава, и не обязательно даже… не факт, то есть, что это — глава, во всяком случае, вполне можно сразу переходить к следующей), это всё было только лишь к тому, что сейчас у Паши мелькнул подобный соблазн: запечатлеть zwei Untote [50] Две нежити ( нем. ). , сидящих в подземном бункере… загнанные, как лошади, родители-ямщики… с их зомби-ящиком на колёсиках, и это их «розмари-беби» в кибиточке… всё это несложно было бы собрать в одном кадре, и Паша подумал, что пошлёт фотку Семёнову, обратная связь, так сказать, привет, привет… Но из тоннеля выскочила электричка и произошло быстрое разрушение композиции: «синяки», как по команде, оказались на ногах, и, может быть, разве что… небольшой неадекват был ещё немного заметен по тому, как они чересчур поспешно, рывками, как будто это была срочная эвакуация (впрочем, кто знает, что им там снилось в этом бомбоубежище), стали завозить-заталкивать коляску в вагон, и Паша, хотя он и стоял рядом с дверцей, предпочёл немного пройти по перрону и сесть в другой вагон — как будто он уже не имел права видеть этих людей.

Шириных ещё не было, Комы и не предвиделось, а с другими гостями у Паши по-прежнему не было какого-то, скажем так… более чем «шапочного» уровня знакомства, хотя и это был теперь довольно высокий уровень для нашего социопата… Но в данный момент он вообще не был предрасположен к общению, он сам не знал, зачем сюда пришёл, и, немного покивав, поулыбавшись и «попожимав» руки, уже не помнил, кому он их пожал, как будто это была одна рука или даже кистевой эспандер… После чего он выскользнул из большой шумной комнаты в коридор, где увидел ещё одного такого же, как и он, неуверенного… как будто не только в том, что не пора уходить, но даже в том, что он вообще пришёл… и от этого, как бы застрявшего, гостя, который там топтался — в прихожей, в полутьме, в одиночестве, с бокалом, в котором у него там — на донышке, казалось, был сухой остаток … не только сухого вина, но и вообще всего на свете, ну да, всех этих кислых щей, профессор и писатель…