Дмитрий Алейников - Контора

Все работавшие называли этот офис конторой: «Когда будешь в конторе?», «Кто у нас в конторе?», «В контору народу вчера понаехало!», «В контору вчера новые стулья привезли...».

Когда открылся второй торговый зал, его тотчас окрестили «Маркой», так как располагался он на станции «Марксистская». «Я сегодня в «Марке»!», «А как в «Марке» с продажами?», «В «Марку» телевиденье явилось, не протолкнуться!». Контора же осталась конторой даже для новых сотрудников, которым, по здравому разумению, полагалось бы окрестить ее сообразно географическому положению. Подобное постоянство пытались объяснить тем, что в конторе находились бухгалтерия и дирекция. Но и переезд оных в фешенебельные апартаменты на Тверской не избавил старое здание от этого прозвища. Контора оставалась конторой.

Можно сказать, что это дело привычки. Называют же до сих пор Новый Арбат Калининским проспектом, а разливное пиво из железных баков — пивом, хотя и напоминает оно теперь по виду и запаху мыльный раствор после педикюра. Так же и с конторой: приходят новые люди по одному, так что зачем лезть со своим уставом в чужой пока еще монастырь? Вот и остается контора конторой.

Старожилы, не сбежавшие сами и не выставленные за дверь в ходе очередной реорганизации, еще помнили времена, когда во всей фирме работало от силы три десятка человек. Все друг друга знали, вместе отмечали праздники и дни рождения, обращались друг к другу запросто, делали свое дело, понимая, что подстраховать их некому.

Нынче же фирма сильно разрослась. Так сильно, что иной клерк мог, не подозревая о существовании какого-либо ее отдела, добросовестно корпеть вечерами над работой, которая не только была уже давно проделана, но и, как показал ее итог, никому не нужна.

Разрастанию фирмы способствовало появление новых сотрудников, создававших под себя целые структуры и подразделения. Все новые метлы, согласно меткому народному выражению, мели по-новому, по-своему. Поднятая этими метелками и вениками пыль была столь густа, что не оставляла стороннему глазу возможности увидеть, что же происходит с конторой. Когда же пыль начала оседать, обнаружилось, что на месте маленькой торговой фирмы возникло колоссальное по размерам сооружение, назначение отдельных узлов и элементов которого было не просто непонятно — непостижимо. Но картина в целом, безусловно, впечатляла, буквально вынуждая руководство конторы поздравить архитекторов и самих себя с окончанием работ.

Почти никто из рядовых сотрудников и не пытался осмыслить принципы работы этого гигантского механизма и оценить его полезность: к чему? Каждому служащему был ясно и четко указан «его шесток», определены обязанности и непосредственные начальники. Чрезмерное любопытство или инициативность, если они не входили в круг прямых обязанностей, не поощрялись. Работник чувствовал себя винтиком общего механизма, патроном в обойме своего отдела, картой в колоде. Может ли патрон, дожидающийся в патроннике удара бойком, испытывать какое-либо теплое чувство к затворной раме или стрелку? Не думаю. Так что контора была конторой и для тех, кто пришел, чтобы быть вставленным в готовый механизм, и для тех, кого справедливо именовали старожилами. Последние, правда, лелеяли в себе свое патрицианство, продолжая поддерживать традиции, сложившиеся в прежние времена: взаимодействуя по работе без оформления служебных записок, подменяя товарища, помогая друг другу да устраивая по праздникам посиделки, закрывшись в переговорной комнате.