Франсуа Нурисье - Праздник отцов

От всего этого ничего не осталось, разве что привычка пытаться утром припомнить кое-какие сохранившиеся ночные образы, прежде чем они развеются и забудутся. Это стало для меня своего рода дисциплиной, которой я подчиняюсь все более и более скрупулезно: возраст окутывает туманом и рассеивает большинство мыслей, проходящих через меня, обольщающих меня и возвращающихся в небытие.

Густой голос телефонистки, разбудивший меня в то утро в Б., чтобы сообщить мне время, извлек меня из неспокойного, черного сна, от которого, как я сразу подумал, окончательно я уже никогда не отделаюсь. Я зажег две лампы у изголовья кровати, включил радио и инстинктивно попытался придать форму клочковатым и смутным обрывкам видений, разорванных телефонным звонком.

Вначале мне показалось, что речь идет о банальнейшем эротическом сне, вполне объяснимом, если принять во внимание количество потребленного мною алкоголя и то направление, которое приняли мои мысли, перед тем как я заснул. В ожидании заказанного на семь часов кофе я предпринял еще несколько усилий. И тогда все стало на свои места. Да, сон, конечно, самый обыкновенный, — хотя в моем возрасте подобная их разновидность становится уже редкой — во время которого меня не без грубости, но и не без приятности совращали с пути истинного. Удивило меня только то, что сновидение послало мне в партнеры не Николь, как можно было бы ожидать, и не Беренис (и не интенсивную госпожу Дю Гуасик), а Сильвена Лапейра собственной персоной, способного, как мне вроде бы показалось во сне, быть оглушительным не только благодаря своему замогильному голосу.

В дверь постучали. Затем в волне утренних благоуханий появился поднос с завтраком. Я поймал себя на том, что улыбаюсь. «Ну вот, — сказал я самому себе, — теперь я располагаю всей информацией! На этот раз проблема рассмотрена со всех сторон…»

Вскоре аромат кофе и необходимость поторапливаться рассеяли фантазии моего подсознания.

Я раздвинул шторы: начало дня оказалось мокрым, полным отблесков. За несколько часов погода смягчилась, снег весь растаял, и город покрылся лужами. Я рассчитывал на суровый мороз, на жестокое и победоносное утро, а судьба приготовила мне эту грязную губку. От мигрени раскалывалась голова. Я проверил, хорошо ли повешена трубка, и обнаружил, что плохо. Спросонья я положил ее поперек вилки. Звонили мне или нет? В Б. встают рано. Я подавил в себе желание спросить телефонистку. Виноватый, уже? Я допил четвертую чашку кофе, после чего, почти сразу же, сердце бешено заколотилось. Получив дополнительную поддержку, боль в висках накатывала яростными волнами. Я знаю, на что похожи мои глаза в такие минуты: на крошечные серые дырочки с сузившимися зрачками. «В хорошем же виде я предстану перед ними…» Я подумал: предстану перед ними. Я не отделял их друг от друга.

Позднее, выйдя из номера, я не стал спускаться на лифте, а пошел по беломраморной с арабесками из цветов лестнице. Дойдя до последнего пролета, откуда виден весь холл, я выпрямился и со старательной легкостью готовящегося к выходу на сцену комедианта покачал сумкой на вытянутой руке. Тщетно обшаривал мой взгляд все уголки с диванами, пуфами, креслами, приютившими толстые зады деловых людей. Мужчины, везде одни мужчины со своими блестящими, гладко выбритыми щеками, со своей жадной любовью к жизни. Перед закрытой дверью одного из салонов складывались пополам и вновь выпрямлялись японцы. У администратора, когда я захотел оплатить по счету за бар, меня встретили вежливым протестующим жестом: «Фрау Гроссер сказала… Все в порядке». Да, все было в порядке. Я вышел из отеля и собирался было уже пересечь наискосок площадь, как вдруг из едва побледневшей тени возник троллейбус, слегка задел меня и обрызгал. Неожиданная задержка заставила меня выругаться.

Я быстро вернулся в «Райнишер Хоф», где портье, увидев меня, вытащил из-за своей стойки салфетку, щетку и склонился к моим ногам, преисполненный решимости не только почистить мне брюки, но и измять их. С трудом вырвавшись от него, я попросил швейцара вызвать Париж. Номер Сабины. (Перед каждым своим предательством, даже самым крошечным, я пытаюсь искупить его, компенсировать каким-нибудь известным мне одному способом.) Я постарался, ничего не говоря ему, выучить наизусть расписание и распорядок дня Люка, чтобы иметь возможность звонить, не попадая на его мать. Я знаю, с какой поспешностью он бросается к телефону, когда слышит звонок: если он дома, то нет никакого риска. Утро вторника было подходящим временем.