Борис Мещеряков - Там, где нас есть

«Подкормлю гада, а потом скормлю кило люминалу, и все», — злобно подумал Веревкин, и эта мысль несколько взбодрила его.

Он боялся слона, а слон боялся его. Насыпав горсть рафинаду на ладонь, а в другой руке держа еще теплый батон, он боком, приставными шагами, двинулся в сторону супостата, чувствуя, как на всем теле вздымаются дыбом волосы.

Слон взмахнул ушами, как крыльями, и коротко встревоженно гуднул, разглядев в сумерках съеженного крадущегося Веревкина. Приподнял хобот, шумно втянул воздух, почуял запах батона и подпустил поближе.

Веревкин остановился, зажмурив один глаз от ужаса, а другим кося в сторону иноземной напасти, протянул руку с рафинадом в сторону огромного хобота. В эту секунду он, кажется, даже не дышал, так ему было страшно слона.

Мягким движением кончик хобота приблизился к человеческой руке и осторожно захватил отростком кусок сахару. И со вздохом переправил его в треугольный слоновий рот. Хрупнул кусок рафинаду, и слон захлопал карими глазами с жесткими ресницами, засопел обрадованно. «Жри, скотина, — подумал Веревкин с облегчением. — Недолго тебе осталось гадить тут».

В течение двух недель или около того его вечерние встречи со слоном стали им обоим привычными. Слон уже не напрягался при виде незнакомца. Слегка расслабился и Веревкин, лелея коварные планы по смешиванию кило люминала с кило рафинада и радуясь своему будущему освобождению, обретающему постепенно черты реальности.

Однажды ночью сквозь сон он услышал шум мотора подъехавшего грузовика, но не придал ему значения. Поутру, выглянув в окно, он не увидел слона на привычном месте и вместо радости освобождения почувствовал беспокойство. Навозных куч тоже не оказалось. Отсутствие куч обрадовало, но как-то неожиданно мало. Слон-то где?

Натянув синюю куртку от спортивного костюма с надписью «Москва-80», Веревкин спустился во двор. В отдалении по асфальту дорожки меланхолично шкрябал редкой метлой дворничихин муж Григорий.

— Доброе утро, — обратился Веревкин к Григорию, — а что ж со слоном случилось?

— Утро доброе, — покосился Григорий на Веревкина красноватым похмельным взглядом, — увезли его нынче ночью. И Зелюковичи съехали тоже.

Поднявшись к себе, Веревкин честно попытался обрадоваться. Обрадоваться получалось, но как-то ненадолго и несильно. Вроде как дали квартальную премию, но меньше, чем думалось, и одновременно с выговором.

Вспоминался огромный карий глаз, моргающий длинными ресницами, нежное прикосновение кончика хобота к ладони, теплое, какое-то коровье дыхание, ветерок, набегающий от взмахивающих ушей. Совсем добило Веревкина воспоминание о том, что уши, если на них смотреть против солнца, были полупрозрачными, и это оказалось теперь ужасно трогательно.

«И еще он был теплый», — подумалось. Теплый, вот как.

Он был готов разрыдаться. Сорокатрехлетний мужчина с налаженной жизнью был готов разрыдаться при воспоминании о досадном периоде в его жизни.

«Я его найду», — решил Веревкин и принялся за поиски со свойственной коллекционерам методичностью. Ни цирка, ни зоопарка в городе не водилось, значит, надо искать междугородние перевозки. Неделю он обзванивал все в городе транспортные конторы и службы, которые могли б пролить свет на нынешнее местонахождение слона, и наконец в одной диспетчер, погоняемый мольбами и увещеваниями, пролистал журнал поездок и обнаружил в нем заказ на перевозку слона, сделанный Зелюковичем из дома одиннадцать по улице Краснолесной. Слона перевезли в зверинец, что в соседней области. Жизнь показалась Веревкину чуть-чуть лучше. По правде сказать, больше радости за последние лет десять он испытал лишь однажды, когда на зональной конференции коллекционеров его наградили специальным дипломом.

Ну конечно, не бросился Веревкин сломя голову в соседний город. С месяц он боролся с собой, убеждая себя, что ни на кой не сдался ему этот слон. «Слон»! — произносил Веревкин про себя и фыркал возмущенно.

Его повысили до начальника участка, работал он теперь не по сменам, зарабатывал больше и зажил совсем хорошо, со своей коллекцией маркированных кирпичей и зазеленевшим снова газоном под окнами квартиры. К соседскому беспокойному существованию он после эпопеи со слоном начал относиться философски и снисходительно. Слушая приглушенный несколькими стенами ор давешнего камышового бандита, он усмехался и думал, что, конечно, по сравнению со слоном во дворе это сущие пустяки.