Борис Мещеряков - Там, где нас есть

Эти слова вождя слышала маленькая Оиха. Она хорошо помнила, как Отисса плел ловушки для рыбы, как он делал силки на птиц, как он высыпал семена на землю и поливал их водой. Как он связывал палки корой и пускал их по течению Реки, и их всегда прибивало течением к тому берегу.

Она даже думала, что раз травы, на которых поспевают нужные семена, растут из земли, то надо сначала закопать семена в ямку, а уж потом поливать. И она подозревала, что палочки необязательно связывать, можно обтесать одну, сделав ее похожей на сухой лист, и она тоже поплывет к другому берегу. Но это еще надо проверить.

Пока она не будет спрашивать и не будет говорить лишнего.

Ее, конечно, тоже могут когда-нибудь изгнать, как Отиссу, сына ее дяди. На Земле наверняка есть еще другие люди, кроме оди. Она так думала.

И она не боялась.

Открыл глаза. Тиканье часов, собака шумно дышит и повизгивает во сне, полосатые обои, дверь в коридор приоткрыта. Так, значит, это все не на самом деле, это все приснилось. Бегство в рыжей саванне с редкими колючими кустарниками, облачка пыли, поднимаемые преследователями то вдалеке, то ближе, почти рядом. Пот, вонючий, заливающий глаза, и страх, лишающий рассудка, звонкий и придающий силы, — все было не наяву, и теперь можно успокоиться. Прячась во сне в неглубоком заросшем овражке, он увидел странно отчетливо, что порванная у локтя куртка одного из гонящихся за ним заштопана полоской луба, заботливо, хоть и грубо, скрученной в тонкую ниточку. А у другого была свежая сочащаяся царапина на скуле и цветные ножны с номадским рисунком показывались из-под накидки и прятались, показывались и прятались на бегу.

Встал, умылся, проведя ладонью по щекам и под подбородком, решил, что бритьем сегодня можно пренебречь, оделся, приготовил кофе. Собака спросонья тяжело притопала в кухню, насыпал ей в миску из надорванного пакета с кормом, проверил есть ли для нее вода в другой миске, натянул куртку и, подумав, на голову водрузил камуфляжную кепку, вдруг заморосит дождь.

На улице было пасмурно и тоскливо. Впрочем, автобус подошел быстро, и на задней площадке было довольно свободно. Он уже почти успокоился. Все-таки сон был тяжелый, очень реальный и подробный. Странный сон для офисного служащего, жителя большого города. Кафе напротив следующей остановки, похоже, снова открылось после смены хозяев и ремонта, теперь оно называлось «Кочевник». На вывеске — черный туарег на пыльном верблюде в окружении номадского красно-желто-синего орнамента. Повернув голову в другую сторону, он увидел девушку в странном пятнистом коротком пальто. Рукав у плеча был надорван и неловко заштопан. Как будто лубом, подумал он. Краем глаза он заметил, что еще один человек вместе с ним разглядывает девушку в пятнистом пальто. Мужчина постарше него, с утомленным лицом и красноватыми от недосыпа глазами. Мужчина улыбнулся и слегка пожал плечами. И отвернулся.

На его щеке была царапина. Еще свежая, заклеенная белым пластырем.

Веревкин был человек одинокий. Одинокий из принципа, не по несправедливости судьбы или невезучести. Ему и одному было хорошо, поэтому в свои сорок три года он не собирался скрасить одиночество с помощью брака, а домашних животных терпеть не мог. Даже таких неприхотливых, как рыбки гуппи или, скажем, азиатская пустынная черепашка. На кой ляд ему кто-то, о ком надо заботиться и любить? У Веревкина был он сам, и он не понимал людей, у которых есть еще кто-то.

Потребность Веревкина в общении вполне удовлетворяло коллекционирование. И сопутствующая коллекционированию переписка с единомышленниками и специалистами. Причем коллекционировал он не какие-нибудь банальные марки или открытки с портретами кинозвезд, а маркированные кирпичи. Ко времени, о котором пойдет речь, коллекция его насчитывала около трех тысяч образцов и фрагментов, охватывавших период времени от Древней Византии до сегодняшнего дня.

Впрочем, византийский образец был спорным моментом. Некоторые авторитеты полагали буквы на нем не маркировкой производителя, а более поздней надписью, сделанной воином, или купцом, или даже городским озорником с помощью остроконечного предмета. Но Веревкин этих мнений не признавал и не без оснований полагал, что владеет одним из уникальных предметов. Похищения коллекции он по понятным причинам не опасался, все же спереть несколько тысяч разнокалиберных единиц стройматериала — дело нелегкое во всех смыслах. А работал Веревкин начальником смены на автоматической АТС. Питался он в столовой завода силикатных изделий, где иногда консультировал, а из развлечений, помимо коллекционирования, имелся у него старенький телевизор «Рубин», работающий, впрочем, исправно.