Костас Кодзяс - Забой номер семь

Внезапно он подумал: «Зачем я пришел сюда? Неужели мне здесь нечего больше делать? Почему я, черт возьми, словно чужой среди своих ребят?»

Как только Клеархос вышел из своего подвала, ему захотелось повидаться с приятелями. По дороге оп решил, что сразу, как придет, поставит свои любимые пластинки, потом сыграет с Зафирисом партию в бильярд, подурачится немного… Он пытался уговорить себя, что такое времяпрепровождение будет ему, как всегда, приятно. Когда он на улице думал об этом, к нему ненадолго вернулось беспечное настроение. Но едва он оказался в шумном «Мазик-сити», как почувствовал стеснение в груди. Словно он попал в совершенно чуждую ему атмосферу веселья и беззаботности. В результате он не поставил ни одной пластинки. Улыбка Зафириса показалась ему притворной, неискренней. Без всякой причины он пришел в мрачное расположение духа и исподлобья наблюдал за Никосом и своим другом, увлеченными игрой и не замечавшими его присутствия.

– Что за дураки! Из кожи вон лезете, чтобы получился карамболь. Ну и глупая игра бильярд, – сказал он, но никто не обратил внимания на его слова.

Однако в глубине души он им завидовал. Завидовал именно потому, что они, беззаботные, могут увлекаться такой глупой игрой. И внезапно он понял, что отделен стеной от своих прежних друзей. Засунув руки в карманы, он прислонился к колонне. Чтобы отвлечься, стал думать о своем путешествии в Судан.

«У меня нет больше друзей. Даже с Зафирисом я не могу поделиться тем, что со мной случилось. Он, в сущности, трусливый и глупый парень. До сих пор я дружил с ним, но хватит! Быть может, напишу ему из Судана. Там видно будет…»

– Нет ли у тебя сигареты, Клеархос? – послышался женский голос.

Он обернулся и увидел Катерину, сидевшую на диване как раз за колонной. Достал пачку сигарет и протянул ей. Потом сел рядом. Катерина подвинулась и слегка прислонилась своими обнаженными плечами к спинке дивана.

– Мне режет глаза, – сказала она. – Всегда, когда в долго засиживаюсь здесь, у меня кружится голова. Все из-за этих ламп. Как поживает София?

– Хорошо, – неохотно ответил он.

– Она поступила в «Колорадо» – мне говорил Зафирис…

Клеархос протянул руку, словно желая остановить ее. Но Катерина вдруг засмеялась.

– Ну и глупая девчонка! – воскликнула она, не обращая внимания на то, что Клеархос внезапно переменился в лице. – Когда ты в первый раз пришел с ней в нашу компанию, она все спрашивала меня: «У вас дома фасоль готовят с сельдереем и морковью?» Ты сам отвел ее в бар, чтобы она помогала хозяину обирать посетителей?

– Да, я. Ну и что из того?

– Как ты уговорил её? Неужели она не противилась?

Чтобы не закричать, Клеархос с силой сжал кулаки. Слышно было, как он скрежещет зубами.

– Нет. Только плакала, – прошептал он.

Клеархос знал Софию еще в те времена, когда служил в торговой конторе господина Герасимоса. Он часто встречал ее на улице, но долгое время они не были знакомы и не здоровались. Но она ему очень нравилась, и он заглядывал ей в глаза, когда она проходила мимо. Она тотчас опускала взгляд, и на ее лице можно было прочесть волнение, какое охватывает скромную девушку, едва она завидит соседского парня, проявляющего, как она об этом догадывается, к ней интерес. Если она несла булку, то от смущения не знала, в какой руке держать ее, а если ставила куда-нибудь горячие судки с обедом, с которыми шла домой, то тотчас хватала их, обжигая себе руки, и спешила свернуть за угол.

Отец ее был судьей и провел двадцать лет в провинции, в разных городах. Ограниченный человек, с устарелыми, консервативными взглядами, в пятидесятилетнем возрасте он женился на дочери директора гимназии из города Волос. Супруга его была далеко не первой молодости; она быстро привыкла к характеру мужа и безропотно подчинялась ему, во всем. Судья переселился окончательно в Афины за два года до того, как смертельно заболел. Его болезнь затянулась, и он был в таком тяжелом состоянии, что размеренная, упорядоченная жизнь семьи полностью была нарушена. Почти каждый день София носила мочу на анализ, бегала за лекарствами и часто выходила поздно ночью, чтобы позвать врача. А прежде, едва стемнеет, она носа не высовывала за дверь, так как судья кричал, что только проститутки слоняются вечером по улицам. Однажды, возвращаясь в сумерки из аптеки, она встретила у моста Клеархоса. Это случилось как раз в тот период, когда Клеархос пытался побороть свою робость перед женщинами.