Александр Шелудяков - ЮГАНА

– Ты, Шаман, вождь племени Кедра, жди Югану в «небесном урмане». Югана придет к тебе, однако, уже скоро… Пойдет Югана, наверно, к людям «небесного кочевья» в месяц Молодого Лебедя.

Все это означало, что короткой остается у Юганы «земная тропа», а умереть она желает в осеннюю пору, когда начинают табуниться и отлетать в южные края лебеди.

Галина Трофимовна, укрывшись овчинным одеялом, прилегла на койку и вздремнула немного. Вдруг, сквозь чуткую дремоту, она почувствовала что-то недоброе, открыла глаза. В окно бил алый отсвет пляшущего пламени, которое бушевало где-то близко.

– Ба-а-тюшки, да что же это?! Ведь горит все, полыхает огненным столбом!..

На старинных ходиках, с двумя латунными гирями на медных цепочках, стрелки показывали пятый час утра. Михаил Гаврилович подошел к окну, посмотрел на улицу, на горящий дом Андрея Шаманова и, перекрестившись, сказал:

– Прощай, Андрюша, дай бог тебе быть счастливым на «небесной тропе». – Обернувшись к жене, проговорил дрожащим голосом: – Пойду-ка я к Югане… А ты, мать, побудь дома. Теперь уж все мы отгоревали. Ушел наш соколик Андрюша из земной жизни на огненном коне.

На том месте, где стоял дом Андрея Шаманова, лежала груда больших головешек, зола и пепел. Место это дымилось, дышало жаром раскаленной земли.

Михаил Гаврилович стоял с опущенной головой, в руках держал старенькую шапку-ушанку, и его седые волосы будто были покрыты пеплом от погребального костра.

Югана стояла рядом с дедом Чарымовым, и на ее лице не было заметно скорби, печали. Она знала, что у каждого человека бывает свой «чистый» огонь, который сжигает все плохое в человеческом «я», а все доброе, очищенное от зла и земной накипи, уходит в бессмертный «небесный урман», в великое кочевье «верхнего мира».

Югана вышла на берег, к крутояру. Она ласково смотрела, как горизонт будто перекусил диск восходящего солнца. Упорно и плавно росло солнце над краем земли, стелилась по земле алая солнечная россыпь лучей, отчего вода Вас-Югана казалась напитанной животворным солнечным соком. Над Улангаем снижался вертолет. Сделав круг над пепелищем, где стоял дом Андрея Шаманова, вертолет приземлился на площадке перед школой. Из вертолета вышли Таня Волнорезова с сыновьями и невесткой Дашей, за ними геолог Иткар Князев, журналист Петр Катыльгин, Саша Гулов… Сию же минуту на стремнине Вас-Югана показался быстроходный катер. За катером, на буксире, болталась лодка. В лодке сидел Григорий Тарханов.

Югане стало понятно, что следователь успел подобрать Пяткоступа.

– Скажи, вождь Орлан, Тархану, – попросила эвенкийка, – пусть «мертвая тропа» Пяткоступа минует Улангай. От Пяткоступа идет злая вонь…

Среди прибывших в Улангай Югана искала кого-то глазами и не находила. К эвенкийке подошел Саша Гулов, понимающе сказал:

– Богдана и Перун Владимирович были на пасеке… Вот-вот должны приехать.

По языческому обычаю, душе умершего человека должен освещаться путь в «верхний мир» «земным костром». И должна разжечь этот прощальный земной маяк вдова. У Шаманова нет вдовы. И «земной костер» зажгла Богдана.

Освещенная двумя кострами, «небесным и земным», Богдана казалась Югане огненной женщиной. И думала эвенкийка о том, что не зря вождь племени Кедра, уходя в «небесный урман», подарил Богдане свою последнюю земную любовь.

В небе рокотал вертолет. Вот он плавно пошел на посадку, приземлился на улангаевском аэродроме. Прилетел секретарь райкома Лучов.

Югана смотрела на Лучова выжидательно, привез он какую-то важную весть. Секретарь райкома держал в руках красную папку. На корочках оттиск Герба СССР, золотые буквы поблескивали на солнце: «Грамота».

– Югана просит секретаря пока не читать большую бумагу. Надо пока долго молчать и много думать, – сказала эвенкийка, посмотрев в глаза Лучова.