Севак Арамазд - Армен

Армен почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд, покосился в ту сторону и не смог сдержать улыбку, увидев в глубине затененного стекла киоска собственное лицо. На миг ему показалось, что тот, разглядывающий его сквозь стекло, — истинный Армен, а этот, облокотившийся на парапет у тротуара, — его отражение. Он — отражение самого себя…

— Точь-в-точь зеркало, — прошептал Армен, глядя на стекло киоска, и зеркало, как и в детстве, было для него загадкой, непостижимой тайной. Когда он был совсем крохой и свободно влезал в конуру под абрикосовым деревом, где лежал их пес, чтобы тот научил его лаять, а пес только лениво зевал — дескать, отвяжись, мне неохота с тобой возиться, — с той самой поры он столько раз плакал от отчаяния. Ему не давал покоя секрет зеркала, он во что бы то ни стало хотел сделать его собственными руками, чтобы понять, что же это такое. Он влезал в тонир, доставал оттуда самую густую сажу, мазал ее на осколок стекла, потом переворачивал и заглядывал в него, но стекляшка оставалась стекляшкой. Утешало только то, что под солнцем край осколка, точно настоящее зеркало, разбрасывал разноцветные блики; и когда он видел в небе радугу, ему казалось, что это блики гигантского зеркала, в котором живет весь мир — село, их дом, собака, ветер, горы и люди…

Внезапно легкая тень легла ему на лицо, и он почувствовал, как затрепетало сердце. Повернул голову и не поверил глазам: фиолетовая девушка укрылась за газетным киоском. В мгновение ока он оказался в тесном проходе между киоском и старой стеной, тянувшейся параллельно улице. Он словно пролетел по воздуху и опустился перед нею. Фиолетовая девушка замерла, их взгляды встретились. Она кротко улыбнулась и наклонила голову. Армен потянулся рукой к ее волосам, но будто наткнулся на невидимую преграду — отдернул руку и оперся плечом о стену киоска. Хотел заговорить и не смог. Он ощущал лишь гулкий ток крови в висках, лишь тяжесть налившихся силой рук. Ему казалось, что он может спугнуть ее неловким словом или движением, — и она исчезнет, растворится в воздухе. Фиолетовая девушка переступила с ноги на ногу, ее нежные губы слегка шевельнулись, но она не произнесла ни слова. Армен не сводил завороженных глаз с ее живого лица, мягкой линии плеч, с красноватой ямочки у основания шеи, приоткрытой груди, и она представлялась ему неким лучезарным существом, материализовавшимся из атмосферы и наполняющим земной мир ароматом своего дыхания…

— Вечером… в девять часов… — коснулся его слуха тихий шепот, — у памятника Фатумину…

Армен тряхнул головой. Длинные шелковистые косы и узкая гибкая спина фиолетовой девушки медленно удалялись, растворяясь в солнечном свете…

— А ты, оказывается, шустрый малый, — услышал он за спиной насмешливый голос. — Ни одной юбки не пропустишь.

Армен обернулся. Из полуоткрытой двери киоска высунулась жующая жвачку киоскерша с завистливой ухмылкой на лице.

Перед магазином образовалась длинная беспорядочная очередь. Перекрещивающиеся тени ждавших открытия людей делали ее вдвое гуще. Армен пристроился за опиравшейся на клюку старухой. Людская масса извилисто тянулась к вожделенной двери магазина, равнодушно закрытой. Удивительное это чувство — быть среди людей. Ты видишь множество вполне конкретных лиц, которые разительно отличаются друг от друга. Единственный среди них безликий человек — ты сам. Тот, кто видит все лица, сам безлик. Это и есть масса. Масса — это ты. «Закрытая дверь».

Уличный шум слышался отдельно от грохота машин, точно шум шумел ради того, чтобы шуметь, и это было своеобразным способом сохранить тишину. Слух Армена мгновенно выделил звуки жаркой перебранки. Юноши чего-то не поделили. Трое сидели на пыльных облупившихся перилах, окаймляющих тротуар, четвертый стоял перед ними. Сидевший посередине — с длинной, закрывающей глаза шевелюрой — с пеной у рта утверждал, что может залпом, не переводя дыхания, выпить до дна бутылку пива, а тот, что стоял, — худой, тонкошеий, — горячо возражал, говоря, что это невозможно, поскольку человек задохнется…

— Кретин! — сидевший посередине вне себя от ярости, подавшись вперед, изо всех сил толкнул худого.

Началась потасовка. Трое набросились на одного, тому, однако, удалось вырваться, и он обратился в бегство. Остальные бросились вдогонку и преследовали его до угла улицы, затем голоса смолкли. Всколыхнувшаяся было очередь снова успокоилась.

— Безобразные мальчишки, безобразные… — покачал головой какой-то старичок.