Франц Фюман - Избранное

Понял тогда Прометей, что больше говорить с братом не следует, равно как и рассказывать ему о Зевсе и о его братьях и сестрах.

«Ах, братец, — вздохнул он про себя, — если бы я мог сделать так, чтобы и ты видел то же, что вижу я!»

Тут он вспомнил, что мать Земля, дабы приобщить его к этому дару, провела ему рукой по глазам. Быть может, и мне это удастся, подумал он. Подошел он тогда к брату, положил ему на глаза обе ладони и медленно провел ими от переносицы к вискам.

— Что ты еще такое затеял? — удивленно спросил Эпиметей.

— Теперь закрой глаза, — сказал Прометей и отвел руки от лица брата.

Эпиметей сделал то, что ему было велено.

— Видишь ты что-нибудь? — спросил Прометей.

— Да! — удивленно воскликнул Эпиметей. — Как странно! Я вижу лучше, чем когда-либо!

— А что видишь ты, братец? — дрожащим голосом спросил Прометей.

— Тебя, — ответил Эпиметей. — Вижу, как ты мне закрываешь глаза. Теперь вижу, как ты рассказываешь мне о том, что называешь будущим, а теперь о том, что называешь счастьем. Теперь я вижу, как ты входишь в мое жилище. Странно, теперь ты вышел и скрылся, а я остался один.

— Так ведь это значит, что ты видишь прошедшее, — сказал Прометей, ошеломленный и разочарованный одновременно.

Эпиметей раскрыл глаза.

— Поистине, — сказал он, — я могу в точности увидеть то, что было. Это как бы воспоминание, только яснее и четче. Погоди! — попросил он и снова закрыл глаза. — Я хочу взглянуть на себя в детстве. — И тотчас рассмеялся. — Поистине, вот мы с тобой дети, наша мать Фемида ищет и зовет нас, а мы играем в прятки! Мы спрятались за диском Луны! А вот пришел дядя Атлант и бранит нас! О! А теперь мы становимся все меньше, меньше, меньше…

— Дальше, — подгонял его Прометей, — дальше назад! Видишь ли ты, что было до нашего рожденья?

Эпиметей так напрягался, вглядываясь в прошедшее, что на лбу у него вздулись жилы.

— Нет, — сказал он, — только туман и мрак. Больше я ничего разглядеть не могу. Последнее, что я видел, была наша мать Фемида на ложе, она обнимала нас обоих, а отец наш Япет стоял перед нами. Дальше назад я не вижу ничего.

— Странно, — пробормотал Прометей, — значит, и у твоей силы есть предел. Если бы только могли мы спросить об этом у матушки Геи!

— Что ты там бурчишь, брат? — спросил Эпиметей, снова раскрыв глаза.

— Ничего, — отвечал Прометей, — ничего, братец.

Эпиметей засмеялся.

— А ведь ты наделил меня прекрасным даром, добрый брат! Теперь я могу всегда воочию представить себе последний пир у властелина. Благодарствуй, родной мой!

С этими словами он забился в угол пещеры и, мысленно переместясь назад, в золотые стены Чертога, стал вкушать амброзию и нектар. Прометей же пришел в такую ярость, что, хотя стояла глубокая ночь, помчался вниз, на Землю.

Когда Прометей, летя из сверкающей Вселенной, нырнул в воздушное море Земли и плывущее облако закрыло от него звезды, то, побуждаемый доселе лишь яростным упорством, он вдруг почувствовал такой страх перед грозящим ему наказанием, что из боязни вернуться помчался с удвоенной скоростью. Когда он провел дядюшку Кроноса и спас мальчонку Зевса, внезапно принятое решение подавило в нем безотчетную тревогу; теперь, однако, он точно знал, что, посещая Гею, преступает недвусмысленный запрет повелителя и за это ему грозит кара — быть закованным в полярный лед.

Тысячу лет, с ужасом думал он, тысячу лет неподвижно лежать, ничего, кроме льда, не видеть, ничего, кроме льда, не ощущать, не нюхать, не пробовать, не слышать, — ничего, кроме льда, даже одна мысль об этом невыносима! Размышляя об этом, он понял, что надо немедленно возвращаться, и все же какая-то неодолимая сила гнала его на спящую планету.

«Я бы еще мог полететь на солнцемесяц Меркурий, искупаться в парах его фонтанов, это разрешено, это позволяют себе также Атлант и Тейя» — так думал Прометей, пока черно-синий земной шар под ним становился все больше, и, когда он услыхал скрип грезящих во сне деревьев, тоска по лесу, по счастью завладела им с такой силой, что он словно одержимый замахал руками, хотя, приближаясь к цели, скорость надо было уменьшить. Воздух больше не держал его, черные верхушки деревьев неслись ему навстречу, и, чтобы не разбиться, он вынужден был прыгнуть в открытое море вблизи Крита. Оглушенный ударом, лежал он в мелкой бухте, пока его не пробудила по-утреннему свежая вода. На какой-то миг он оцепенел от ужаса, вообразив, что уже заморожен, но потом услыхал шум прибоя. Когда же он открыл глаза и увидел над собою низкий свод прочерченного светлой полоской неба, ему показалось, будто Кронос подсматривает за ним через щели мирозданья, и его сковал лед страха.