Франц Фюман - Избранное

— Ты подложила его Амалфее, бабуся, — пояснил Прометей, — она приняла его и дала ему сосать свое вымя, но потом один козленок отпихнул его в сторону, и он заплакал. Тогда я положил парнишку в эту воздушную кроватку, чтобы ветер его укачивал, и он заснул. Итак: ни на земле, ни под землей, ни в воде, ни в облаках — словом, в точности так, как говорил я в своей клятве.

— Ты умен и отважен, любимый мой Прометей! — рыдая, сказала Гея и еще раз прижала спасителя к своей груди. — А теперь ступай, — продолжала она с тревогой, — не то вернется Кронос. Он уже наверняка посматривает, где ты, ибо его недоверие упорно, а подозрительность — неусыпна. Прощай, сынок, прощай навек!

— Об одном еще хотел я спросить тебя, бабушка Земля, — сказал Прометей. — Я могу теперь видеть будущее, но только до определенной границы, иногда она ближе, иногда дальше, но все непременно останавливается в самую волнующую минуту… — Он хотел продолжать, однако вдруг меж ветвями сверкнул свет, и Гея воскликнула:

— Он остановил солнечную колесницу! Беги скорей, дорогой мой, иначе все пропало!

Тогда Прометей взмыл в воздух. Как все титаны, он мог летать и всегда с охотой испытывал эту свою способность. Однако на сей раз он чувствовал себя как никогда легко и свободно. Грудь его расширилась, и он, торжествуя, запел.

«Что со мной случилось? — думал он. — Я испытываю радость еще большую, нежели когда обгоняю ветер или созерцаю золото Небесного чертога».

Птицы вокруг него оглашали воздух ликующим пеньем, и Прометею вдруг показалось, что они радуются спасению ребенка и одушевлены тем же невыразимым чувством, что и он сам.

— Что хотите вы мне сказать, милые, пестрые вы мои? — обратился он к ним. — Что вы разделяете мою радость? Счастлив, счастлив — вот что вы щебечете, и это как нельзя лучше выражает мое настроение. Новое чувство, наполняющее мою грудь, я назову по-вашему — счастьем!

Мальчуган Зевс рос в зеленом Критском лесу, а добрая коза Амалфея его кормила. День-деньской малыш играл с ягнятами, козлятами, а также с полосатыми детенышами диких свиней, разговаривал с ними на их языке, а ночью, укачиваемый ветром, спал в своей висячей кроватке на ясеневом суку. Так прошло много лет. Однако Кронос был по-прежнему полон подозрений.

«Тут что-то не так, что-то не так, — напряженно размышлял он во время своих полетов. — Правда, по видимости все свершилось, как должно: Рея отдала мне новорожденного, и я отправил его к остальным, я даже слышу, как они к нему обращаются. В том, что Зевс заключен во мне, сомнений нет, но что, если Рея родила близнецов и одного из них от меня скрыла? Тогда он должен где-то находиться, а ни в Небесном чертоге, ни в пещерах Млечного Пути, ни где-либо на звездах никаких новорожденных нет, это мне подтвердили мои братья и сестры, а уж они основательно все обыскали! Атлант и Феба осветили каждый уголок лунным фонарем, да и Гиперион глядел во все глаза. На земле же, в море или в облаках мальчика не было тоже, в этом мне поклялся Прометей, и, наверное, сказал правду, иначе он провалился бы к Сторуким. Так что беспокоиться как будто бы нечего. Но что-то все-таки неладно! Что-то переменилось! Но что же переменилось?» — размышлял он.

Вдруг лицо его просияло.

«Я понял теперь, что переменилось, — сказал он про себя, — теперь я понял. Я перестал просыпаться по ночам. А почему? Потому что Рея перестала плакать. Со дня последних родов она больше не плачет. Ее перестали мучить страшные сны, или она больше не беспокоится обо мне? Это весьма странно. Я должен в этом разобраться!»

— Ты больше не плачешь по ночам, Рея? — спросил он на другой день, когда они сидели за столом в Небесном чертоге и пили нектар из золотых кубков.

— Я выплакалась у матери Геи, супруг мой, — отвечала Рея, — и слез у меня не осталось.

— И ты больше не тревожишься за меня в своих снах? — продолжал допытываться Кронос.

— Чего же мне тревожиться, повелитель? Ведь я знаю, что могущественнее тебя никого нет.

Подобный ответ должен был бы понравиться властелину, однако его подозрений отнюдь не усыпил. «Я хочу окончательно удостовериться, — думал он. — Чтобы меня не узнали, я превращусь в одно из созданий Геи. Хотя эти волосатые мясистые существа внушают мне отвращение и такая штука противоречит порядку, все же ее проделаю. Какой же я властелин, если не могу, когда мне вздумается, отменить порядок?»

Сказано — сделано. В ближайшую же ночь он спустился на Землю и обернулся медведем.