Юрий Коротков - Седой

Старший лейтенант с красной повязкой равнодушно приказал:

— Сумки на стол! — быстро обыскал пожитки, посмотрел на свет, потряхивая, чью-то бутылку с минеральной, предупредил: — У кого увижу спиртное — пеняйте на себя! Ближе Кушки не опомнитесь!

— Кушка — это что? — спросил Воропаев, отходя.

— На севере, вроде, — откликнулся кто-то…

В большой комнате в ряд стояли четыре парикмахерских кресла, четыре усталых парикмахера в хэбэшках быстро, в несколько взмахов снимали с голов «петушки», подсветленные ежики, длинные сальные лохмы, пятый солдат сгонял широкой щеткой разноцветные волосы в угол и отправлял их в большие брезентовые мешки, уже доверху набитые.

— Эй, шеф, ты чего… Сними каракулю-то, — Воропаев, скосив глаза, разглядывал себя в зеркале: на лысине у него остался зигзаг короткой шерстки от уха к темечку.

— Так хорош, — буркнул парикмахер, — Следующий.

Олег сел в кресло.

— Руки к жопе, что ли? Обстриги ровней, говорю, — не унимался Воропаев.

— Уши сейчас обстригу! Вали отсюда, суслик!

Олег угрюмо наблюдал, как оголяется его череп.

Выходя из комнаты, он увидел свою седую прядь в мешке разноцветных волос. В коридоре глянул в зеркало — больше всего он напоминал теперь басмача без чалмы. Стоящий рядом парень водил ладонью по своей колючей лысине, мучительно вспоминая что-то.

— Велюр! — радостно сказал он.

Тут же было что-то вроде буфета, призывники за стоячими столиками пили лимонад и жевали песочные пирожные. За соседней дверью открывалась мойка кухни, солдатик сбрасывал в чан резиновые лепешки геркулеса с тарелок.

Олег нашел в спортзале, сплошь заставленном скамьями, свободное место под баскетбольным кольцом и сел.

— Если вызывают — сразу не ходи, — поучал кто-то соседа, — сперва узнай, куда команда. Если на север или на флот — сиди, молчи, кто тебя тут найдет… Говорят, парень тут два месяца жил, каждую ночь домой бегал. С последней командой уехал…

— Да ну… прокиснешь тут, — отозвались с другой скамьи.

— Торопишься дедушке сапоги почистить?

— Да ребра уже болят — на досках спать.

Между скамейками, вглядываясь в лица, шел парень из калужской группы.

— Как тебя… Иванов? — он наклонился, прошептал: — Выпить хочешь? — отвел полу телогрейки — за пояс была заткнута бутылка «Пшеничной».

Они вышли в вестибюль. Здесь была новая группа, еще не стриженная. На полу, привалившись спиной к стене, свесив голову на грудь, сидел патлатый парень. Дежурный старлей, наклонившись, драл его за уши, пытаясь привести в чувство.

— Во напровожался! — хохотнул земляк, остановившись посмотреть.

К пьяному подошел врач, пощупал пульс на безвольной руке, оттянул веко и заглянул в зрачок. Равнодушно сказал: «Скорую» — и ушел. Старлей направился в дежурку звонить. Парень сполз спиной по стене и теперь лежал, подвернув под себя руку.

Олег следом за земляком вышел во двор, вытоптанный, голый, со спортивным городком и сортиром-вагончиком на колесах. Земляк огляделся, втянул воздух сквозь сжатые зубы, нервно сказал: — Спрятаться-то некуда… — он вообще был какой-то нервный, дерганый, с бегающими глазами. — Сюда, что ли…

Они поднялись по железной лесенке в сортир. Земляк зубами открыл бутылку, протянул Олегу:

— Ну, с прибытием, что ли…

Олег с трудом отпил несколько глотков теплой водки, вернул земляку. Тот глубоко вдохнул, но пить пока не стал, спросил:

— Кто это была-то — невеста или так?

— Невеста.

— Угу, — земляк глотнул из горлышка. — А у меня вчера все сразу — и свадьба, и проводы. Женился я вчера.

— Поздравляю.

— Угу, — земляк отпил еще, снова потянул воздух сквозь зубы и вдруг тихо, зло засмеялся. — Ну, говорит, теперь твоя. Давай, говорит. Теперь жена, говорит, теперь положено. Думает, я дурней паровоза! Я ворота отворю — гуляй два года! — он смеялся, мотал головой. — Всю ночь ревела — как же, говорит, жена — и нетронутая. А я говорю — вернусь, говорю, проверю. А если, сука, говорю, целку порвешь — убью! Убью, зараза, задушу! — Он сдавил бутылку так, что побелели пальцы. — Так и оставил. — Земляк допил водку, бросил бутылку куда-то в железное нутро сортира. — Пошли, что ли…

Они вышли во двор.

— Тебя как зовут-то? — спросил земляк.

— Олег.

— Меня Виктор, — они пожали друг другу руки. — Ну, бывай, — и они разошлись в разные стороны.

У дверей сборного пункта стояла «скорая». Когда Олег вошел в здание, фельдшер разбирал шприц, врач снимал с руки парня резиновый жгут. По трансляции называли фамилии очередной команды, Олег услышал свою, остановился, прислушиваясь. Подлетел запыхавшийся Воропаев: — Прячься, Иванов! Новая Земля! Во влипли, ё-мое! На тыщу верст никого, кроме белого медведя!