Юрий Коротков - Седой

Олег кивнул.

— Когда?

— Завтра утром самолет… Переночуем в Москве…

Олег снова кивнул.

— Ну, все? — Людмила Александровна направилась к подъезду. — Елена, ничего не забыла? Запираю.

Лена, не оборачиваясь, досадливо помотала головой.

— Ну, пока, — сказал Олег.

— Слушай! — отчаянно сказала Лена. — Ты что думаешь — мне нужна эта их Швейцария?! Я сказала: не поеду! Хоть убивай, не поеду! Она сказала: тогда выбирай — в интернат или к тетке в Челябинск… Я три дня ревела. А что я могу? Я как багаж при ней… — Лена снова погасла, — Отцу ведь тоже там одному…

— Конечно…

Людмила Александровна вернулась к машине. Шофер сел за руль и захлопнул дверцу.

— Елена, заканчивай!

— Я вернусь через год…

— Хорошо, — сказал Олег.

— Закончу школу — и вернусь!

— Хорошо. До свидания.

— До свидания, Олег! — сказала Людмила Александровна.

Олег оглянулся на ее победную улыбку и пошел через двор.

Он брел по вечернему городу, сутулясь, исподлобья глядя в лица прохожим. Из окон ресторана, занавешенных изнутри красными шторами, гулко бухала музыка. У входа была суета: двое взрослых парней затаскивали в машину пьяную Любаню. Та, с размазанной по лицу краской, вырывалась, отмахивалась, едва держась на ногах, изображая оскорбленную даму. Парни давились от смеха. Швейцар равнодушно наблюдал из-за стеклянной двери, прохожие брезгливо обходили их.

— Ну, давай, Любаня, давай, несерьезно, — один из парней легонько ударил ее ладонью по лицу.

Олег метнулся к ним, с разбега свалил одного, налетел на второго. Растерявшиеся от внезапного нападения парни попрыгали в машину, один суетливо шуровал ключом в замке зажигания, другой крутил ручку, поднимая стекло. Олег ударил по стеклу, пытаясь разбить, пнул ногой в дверцу. Машина, оставив на асфальте дымящийся след, рванула с места.

Любаня с восторженной улыбкой наблюдала за дракой. Олег развернулся к ней и ударил ее кулаком по лицу — раз, другой. Из услужливо открытой швейцаром двери ресторана уже бежал милиционер, он обхватил Олега сзади, тот подсек его, и оба повалились на тротуар.

Любаня растерянно провела ладонью по разбитым губам, опустила глаза на пятнышки крови на белом воротничке.

— Дурак… — всхлипнула она, — У меня же кофта новая…

Олег сидел в камере КПЗ, опершись локтями на колени. На соседней койке храпел, раскинувшись во сне, оборванный пьяный парень.

Открылась дверь, пожилой сержант заглянул в камеру:

— Петухов! На выход.

Сержант усадил его около двери начальника отделения. Из кабинета слышались голоса, смех. Вскоре на пороге появилась Белка, за ней улыбающийся майор.

— Лучше вы к нам, товарищ майор! — смеялась Белка. — Пойдем, — кивнула она Олегу.

— Предупреждение на первый раз, — без улыбки сказал ему майор. — Иди. Сестре спасибо скажи.

Белка попрощалась с дежурным лейтенантом — видно было, что она успела познакомиться здесь со всеми.

Выйдя из отделения на улицу, она сняла с лица улыбку.

— Сядь, — указала она на скамейку и села рядом. Устало потерла глаза, достала сигареты. — Олежка, — тихо сказала она, — я тебя прошу — доживи спокойно до армии… Я вытащу тебя отсюда, только доживи до армии, не наделай глупостей, я очень тебя прошу…

Веселый коротышка-капитан с большой головой, посаженной без шеи прямо в воротничок милицейского кителя, деловито листал паспорт. Кроме него за деревянным барьером, делящим комнату надвое, сидел за столом спиной к Иванову длинный лейтенант, что-то писал, аккуратно макая перо в пузырек с тушью.

— Иванов. Олег Николаевич… Ну что же, Олег Николаевич, поздравляю с возвращением, так сказать, к гражданской деятельности, — капитан протянул было паспорт, задержал руку и вдруг, хитро глядя на Иванова, сказал: — А ведь я вас помню, Олег Николаевич! Вы у нас фамилию меняли, нет? Года два назад. Я еще вас отговаривал, фамилия-то у вас была хорошая… Как же… м-м… нормальная русская фамилия…

— Петухов, — мрачно сказал лейтенант, не оборачиваясь.

— Точно! — обрадовался капитан. — Петухов! Я, скажем, сам Дроздов, тоже с птичьим уклоном, и ничего, жив пока… Вот в том году девушка была, симпатичная такая, зовут Катей, а фамилия — Продажная. Ей замуж идти, а она — Продажная! Это я понимаю… Не жалеете еще?

— Нет, — сказал Иванов, принимая паспорт.

У отделения милиции он посмотрел на часы и торопливо зашагал по улице, уже не оглядываясь по сторонам.

Стоял, курил около серого шлакоблочного здания фабрики. Из дверей непрерывным потоком выходили женщины — молодые, старые, совсем девчонки, разглядывали Иванова, хихикали, оборачивались. Иванов долго ждал, наконец зашел в опустевшую проходную. Мужиковатая вахтерша в берете, с петлицами военизированной охраны, разговаривала с пожилой работницей.