Макс Гурин - Новые праздники

Все знаю. Знаю, что мешаю тебе. Да, я, наверное, «сатанизм». Но что же теперь делать. Я в тумане. Говорить этого (о том, что в тумане) конечно не следовало бы. Я люблю тебя. Что это означает — мне неведомо. Когда каждый человек говорит это слово, он, всякий, что-то свое имеет ввиду. И это свое оно, в принципе, невыразимо. Потому это слово… Да ну вообще все. Я, хоть ты, видимо, так уже и не думаешь, все ж таки очень и очень силен. Если ты все там как-нибудь по-дурацки решишь, то хотя бы дай знать. Я без тебя не могу совсем, но если тебе без меня лучше, то ты скажи, и я придумаю что-нибудь для нас. В смысле, как жить без тебя.

В общем не знаю ничего. Опять вот бегаю, как идиот, к телефону. Жду тебя уже со всех сторон. Бросаюсь на московские звонки, на межгород, все время на улице озираюсь по сторонам, думаю, вдруг ты где.

…ева…евушка моя девочка любимая. Только не злись на меня опять. Люблю я тебя, и надоело все, и люблю. И всегда все одинаково будет. Всегда ты будешь лисенок нагруженный и я, соответственно. А время сейчас: 19 марта, 20:09. Пока. Буду в соседних файлах рассказки про тебя печатать, а то совсем крышечку сносит.

А сейчас уже 20-е марта. Немного заполночь. Видишь ли в чем дело, у меня все родственнички — сумасшедшие. Они трепятся по телефону без перерыва и почти круглосуточно. А я всего этого видеть не могу, и когда ничем особенным не занят, ухожу на улицу с Дуловым. И ведь в чем кошмар ситуации! Вдруг вот позвонишь, а меня нет! Ты сразу станешь думать, что я очень плох и непростительно скверен. А я хороший и тебя жду, а у меня мать больная, с телефоном не расстается. Слава богу, завтра хоть уезжает на несколько дней. Когда ты объявишься? И почему я тебя все время так раздражаю? Что же мне делать? Дурак я у тебя. Или не у тебя? Или сам по себе? Надоело все опять. Все чувствую. Дурак я. Гружу тебя. Все во мне плохо. Ничего не знаю. А было время, когда ты мне такие письма писала и звонила среди ночи, а потом на все обижаться стала, глупая. Почему так, Белочка? Спокойной ночи тебе, где бы ты сейчас ни была…

Я, когда тебе пишу, как будто чувствую, что ты рядом. По крайней мере, ты так ближе. Белкина моя, неужели ты никогда ничего этого не прочтешь? Как это все глупо и в то же время обычно. Я тебя люблю. Но действительно нет никаких выходов. Хотя, когда ты рядом, мне кажется, что все хорошо, что я сильный и все будет хорошо. И что забавно, действительно я начинаю что-то делать и все начинает получаться, но тут ты уезжаешь в свою ебанную Германию, и опять все рушится. В первые недели кажется, что это временно, что ты вот-вот появишься и мы будем вместе уже навсегда, а потом у тебя обязательно сносит на какой-нибудь ерунде крышу, и все становится плохо, и я даже перестаю надеяться, что мы хоть когда-нибудь увидимся хотя бы в качестве друзей. Хотя ненавижу я такую дружбу!

Действительно. В самом деле, наверное, нельзя меня любить. Никто меня никогда не будет любить. Что во мне очень не так. Не любят меня женщины. По крайней мере те, которых люблю я. Что же это за «еб твою мать»-то такая? А, Белкин?

Здравствуй, любимая моя! Ты вчера мне звонила, Златовласка моя нервная, и, наверняка, страшно обиделась. Дело в том, что как раз тогда, когда ты мне звонила, я был занят провожанием мамы в Казань, куда она вчера укатила со своим хором. Как ты, Белочка, понимаешь, не проводить ее было нельзя. А тут как раз ты и позвонила.

Но ты знаешь, хоть мы и не поговорили с тобой, у меня сегодня неплохое вдруг стало настроение. Значит, ты ещё помнишь обо мне. И ты при этом так далеко, что мне уже и этого достаточно. Любимая моя девочка, не сердись на меня. Жаль, что ты не позвонила мне утром. Ведь, если помнишь, мы договаривались, что связь у нас либо в среду вечером — либо в четверг утром, но тебе, видимо не до того. Понимаю. И очень люблю.

После того, как я узнал, что ты звонила, я сразу понял, что твое письмо, которое до меня никак не хотело доходить, придет завтра, то есть уже сегодня. И, что уже неудивительно, так оно и оказалось.

Ты любимая и талантливая девочка. Спасибо тебе за рассказку, маленькая «Практика» моя. Очень классный получился рассказ. Неслучайно мы с тобой в Мисиме живем.

А все-таки, не сердись опять же, твоя проза мне нравится больше, чем стихи. Я люблю тебя. Не пропадай, пожалуйста! И, как ты говоришь, Будь! Будь всегда! Будь со мной! Будь у меня! Любимая моя. Вечно сердитая Бельчонка. Целую тебя. Дурак твой неисправимый.

Здравствуй! Я тебе давно не писал и не знаю почему. Я ничего не понимаю, но занят многим и с очень деловитой рожей.